Указала ему на голову, замотанную полотенцем, и он кивнул. А я, стараясь не особо спешить, но и не медлить излишне, отправилась за феном.
8. 7
Хотелось бежать к Игнату, плюнув на полотенце на голове.
На свой вид. На манеры.
Пришёл! Пришёл ведь ко мне, несмотря на то что наговорил всяких глупостей, а значит…
— А что это значит? — пробормотала я себе под нос.
Но слова мои заглушал шум фена.
Вдруг Игнат приехал повторить своё щедрое предложение побыть его временной любовницей без обязательств? Я бы не удивилась, не в розово-ванильном мире живу. В первый же час после знакомства мужчине отдалась, не станет же он думать, что я высоких моральных принципов. Даже несмотря на то, что девственницей была.
Если повторит свое предложение, вежливой я уже не буду.
Меня разрывало любопытство, и негодование. Прокручивала в своих мыслях, зачем Игнат мог явиться, и злилась. Злилась, пока сушила волосы и делала укладку. Злилась, когда наносила макияж, отчего он стал похож на грим Черного лебедя.
А когда одевалась, чулки порвала. А ведь консультант меня уверяла, что их и гвоздем не порвать — новейший материал, тонкий, но прочный как кольчуга. Ха! Какая там кольчуга против женской злости?!
— Так, хватит, — заставила себя остановиться посреди комнаты.
Закрыла глаза, и начала считать вдохи и выдохи.
Медленнее. Еще медленнее и спокойнее… во-о-от! Теперь хорошо, и можно идти к Игнату. Не спеша. Не стоит бежать к мужчине, и позорить себя.
Впрочем, слишком долго тянуть тоже глупо и инфантильно.
Надела удобные ботиночки на невысоких каблуках, чтобы поберечь ноги, и вышла из номера. А затем и из отеля.
Игнат стоит у крыльца, между компактным входом в отель и обувным магазином.
— Думал, ты уже не выйдешь, — не очень довольно произнес он, и протянул мне букет цветов. — Прости, что розы. Банально. Но вкусов твоих я не знаю.
— Я люблю розы, — трепетно приняла букет. — Спасибо. Только у меня вазы нет.
— Пойдем, купим? — Игнат протянул мне руку, и я её приняла. — Какие цветы ты любишь?
— Тюльпаны. Мама все время шутила, что я была бы идеальной сотрудницей бухгалтерии, и восьмого марта радовалась бы больше всех трем тюльпанчикам.
Игнат хохотнул, а я покраснела — Боже, что я несу? Какая бухгалтерия? Мама много шутит, не все же на Игната вываливать.
А мне хотелось. Болтать, шутить, чтобы не сделать то, на что характер подбивал — прямо вытрясти из Игната, зачем он пришел. Чтобы четко и ясно сказал.