Спецоперация «Крым 2014» - страница 13

Шрифт
Интервал


– Простите, огоньку можно? – повторил Хмельницкий. Мужчина свернул газету и буркнул:

– По-москальски не розумию! Вы вкраинець?

– Да.

– О чому ж не розмовляете на ридний мови? Чого балакаете на кацапськой?

– И на ридний мови розмовляю, – смиренным тоном ответил Хмельницкий, ошарашенный таким поворотом разговора.

– Ось таки, як вы и губите Украину! Своим (тут он взял ядовито-насмешливую интонацию) русь-сь-сь-ским языком!

Николай Иванович не понимал этого. Украинский язык имел статус государственного, на нем преподавали в школах и институтах, в республике работало украинское телевидение, издавались газеты, книги и журналы на украинском языке, народ вольно пел украинские песни и сам же избирал свою же, украинскую власть. Где же здесь «Московия пожирает украинскую самостийность»? Бред собачий!

Но нет же, тут и там слышен ропот на «москальську мову», хлопцы в Верховной Раде перегрызлись, когда обсуждался вопрос о придании русскому языку статуса второго государственного, хотя если не половина, то уж добрая треть страны разговаривала на нем.

Но что было слышно под сводами украинского парламента? А было слышно вот это: «Всем нам нужно глубоко осознать, что Европа заканчивается там, где начинается русский язык, русский менталитет, русская так называемая культура. Следовательно, враг Украины – Россия»…

Прочитав это в одной из киевских газет, Хмельницкий отбросил ее на край стола и стал расхаживать по своему университетскому кабинету кругами. И что – нервно рассуждал он – русский язык мешал Украине выращивать пшеницу или варить сталь? Или русский язык был повинен в том, что украинская экономика лежит на боку, что кругом коррупция, что олигархи купаются в роскоши, а кругом нищета? Глупость, конечно. Уже сколько лет прошло после того, как советская Украина скинула «московский хомут» и стала незалежной, а ей все равно (как плохому танцору) что-то мешает быть нормальной республикой. И что же? А опять то же – «нехватка сильного национализма».

– Национализм – это проявление слабости нации, а не ее силы, – темпераментно доказывал Хмельницкий на конференции историков во Львове, – заражаются национализмом по большей части слабые народы…

А в ответ – крики, топот и свист в зале.

Уже давно были у Николая Ивановича серьезные научные трения и со львовскими коллегами. Особенно – после его лекции для студентов тамошнего университета, когда он пространно цитировал русского историка Николая Ульянова: «Из всех ненавистников России и русского народа галицийские панукраинцы заслужили в настоящее время пальму первенства. Нет той брани, грязи и клеветы, которую они постеснялись бы бросить по адресу России и русских. Они точно задались целью все скверное, что было сказано во все времена о России ее врагами, сконцентрировать и возвести в квадрат. Что русские не славяне и не арийцы, а представители монголо-финского племени, среди которого составляют самую отсталую звероподобную группу…»