И тем сильнее
обоих взбесил небрежный Гарри ответ: «Да ничего бы мне не было!
Чего вы кипятитесь? Я же чувствовал, когда с ним что-то не так, и
чинил его, если неполадки какие были».
— Чувствовал
ты этот ректор так же, как математику решал? — вкрадчиво спросил
Масара.
А Гарри
отчаянно расхотел отвечать «ну... да». Но, к его сожалению, это
первое: был единственный правдивый ответ. А второе: у него всё на
лице было написано.
— Что делать
будем, деда? — Масара с мольбой уставился на Тадаши. — С таким
подходом он же не просто обожжется, он и сам рванёт, и других за
собой потянет. — Сказал он обвинительно ткнул в Гарри
пальцем.
— В напёрстки
сыграем, — заявил Тадаши. — Ты, мальчик, отвернешься, а я среди
деталей ректора раскидаю целые и повреждённые, отделишь одни от
других, и мы сделаем вездеход таким, каким скажешь, а вот если нет,
можно же сделать ректор неуязвимым к магии? — спросил хитрый, как
всё еврейское племя, японец.
Гарри в ответ
лишь головой в отрицании замотал и даже проговорил, что, мол, нет,
нельзя, магия слишком непредсказуема, да только видно было,
врёт.
Что
проницательный мужик, конечно же, узрел, не преминул на это
указать, и спустя пять минут Гарри, отчаянно потея с палочкой в
руках, пытался определить среди кучи разбросанных деталей
поломанные, но... не получалось, несколько он нашёл, ещё несколько
определил как сомнительные по качеству, а остальные не смог,
интуиция орала, он нашёл не всё, но где оно, определить он не мог,
предчувствия и магия молодого волшебника тягаться с опытом матерого
инженера не могли, не могли, и всё тут, и спустя полчаса Гарри
понуро сдался. Предчувствуя просто адскую работёнку, ещё со времён
проектирования яхты расчёты техномагии он очень невзлюбил, уж
больно сложные, а под руководством этих типов так и
вообще.
И всё
произошло ровно так, как он и предполагал. стоило ему принести свои
конспекты по магии и волшебную книгу как два мужа из семьи Исида
забурились в сложный мир артефакторики, техномагии и инженерного
искусства, недрогнувшей рукой утащив в пучины этой бездны невинное
дитя на долгий, очень долгий и сложный месяц.
За этот месяц
Гарри едва не сошел с ума, но для этого всё было слишком интересно.
Пока у него не начало хоть что-то получаться, чуть всё не бросил и
не сбежал, едва не умер от истощения, но зелья, что ему спаивал его
вернувшийся учитель Альфред, помогли, и под конец совершенно
по-новому узнал и себя, и магию, и всё, что он изучал с Альфредом
до этого, наконец-то осознав, каким же самонадеянным был кретином.
С новыми подходами, с новыми знаниями и просто с новым взглядом на
мир он совсем по-другому смотрел на то, что творил, точнее,
вытворял раньше. Смотрел и содрогался. И как только голову не
сложил-то раньше? Загадка.