Ветер перемен не заставил себя ждать, привнося в мелодию семейного счастья скверну гнетущего реализма. Венчание проходило на чинном уровне согласно канонам англиканской церкви и завершилось в апартаментах дома О'Брайнов.
В тот ненаглядный день Эмма получила первый урок, который оставил неприятный осадок. Пока шла брачная процессия, Эмма не смела думать ни о чем, кроме Фрэнка, их весёлого будущего и любви. Но в разрез ожиданиям девушки, жених расточал улыбки и с радостью получал комплименты. Эмма ловила его взгляд, а он смотрел вокруг с довольным лицом, наблюдая, как гости полушепотом восхваляли новобрачного.
– Красавец, хоть и юный! – говорила миссис Б.
– Да, такой далеко пойдёт! – кивнула рядом стоящая мисс Л.
У Эммы создалось ощущение, что быть в центре внимания для Фрэнка важнее, чем смотреть на жену и вздыхать о предстоящем семейном блаженстве. Эмма оскорбилась до крайности, но виду не подала, желая сохранить праздник.
После церемонии они обсудили, как провести медовый месяц. Планы сосредоточились на поездке в Рим, куда Эмма грезила поехать. Фрэнк любил постоянство. Смена обстановки уничтожала в нём самоуверенность. Приспособление к новому отнимает силы и время, а в последние годы Фрэнк научился ценить и то, и другое. Но как бы там ни было Эмме он уступил, обещая отправиться в путь в июле, до которого оставалось чуть больше четырёх месяцев. Эмма примерно ждала.
По прошествии трёх дней Фрэнк настоял на желании перебраться в Ля-Морель и приглядеть за больной матерью. До венчания Эмма имела радость видеть её дважды. Это была очень красивая женщина с высокими скулами, гладко вычерченным лбом, тонкими бровями, очень худая исполинка, но безмерная худоба была ей только к лицу. Если бы за то, каким человек наделён сердцем, отвечали бы размер и форма глаз, безусловно, Габриэла О'Брайн могла бы с честью заявить, что получила самую большую душу, какую только можно себе вообразить. Её родители – чистокровные французы имели своё гончарное дело в Ромнише (в сорока милях от Ля-Мореля). Она была воспитана, образована, прекрасно держалась в седле и играла на фисгармонии. Речи её текли рекой; многие считали её истой резонеркой. Эмму она приняла тепло, и они сразу нашли общий язык. Могли рассуждать о важном и повседневном с лёгкой непринуждённостью. Эмма была счастлива.