Загнанная в угол, будто шарик в лузу, миссис Морган не смела двигаться. Ей виделось, как заголовки газет стремительно меняют формулировку, а её вещи пакуют неграмотные челяди, которые останутся здесь приглядывать за домом по распоряжению великодушного зятя. Именно его великодушие потрафило Луизе. Да не посмеет он так поступить! Ведь это он испортил жизнь её дочери, не сумев сохранить её пылающее от любви сердце. Чем же виновата сама Луиза, если Фрэнк не умеет обходиться с женщинами? Почему она должна утратить привычный комфорт из-за мужской расхлябанности последнего?
Эмма между тем продолжала речь, метаясь по комнате в диком восторге.
– Кто бы мог подумать, что моё счастье находилось так рядом, а я не чуяла его присутствия? Понимаешь, я открыла для себя, как много ещё не сделала! не познала! не почувствовала! Я, как закрытая книга, долго пылящаяся на полке семейной библиотеки, которую раскрыли для неизведанного. Я продам драгоценности, они мне сейчас ни к чему, а в путешествиях понадобятся средства, чтобы не лишиться полного удобства. Мы отправимся в Грецию, затем в Ливию, а после отплывем в Америку. Всегда мечтала поглядеть Нью-Йорк! Говорят, весь город переливается огнями развлечений – веселье мне не повредит. В последнее время я застряла в скуке, одиночестве и бестолковых чаепитиях. Надоело! Хочу путешествовать с ним!
Луиза чуть не обезумела от услышанного. В её светлых глазах ликовал страх; мощные руки с неуклюжими пальцами, неаккуратными для женщины, схватились за голову, а продолговатое лицо из розового превратилось в пурпурное. Приоткрытые тонкие губы тоже извратились ужасом, нос будто стал острее, определенно удлиняя лицо.
– Господи, Эмма! Ты обо мне подумала?! Ты закапываешь себя в яму, очень глубокую яму, и тащишь за собой меня! Я осталась совершенно одна, потеряла твоего отца… Ты единственный луч света в моём сером дне! А теперь ты говоришь, что хочешь уехать с ним? – тут Луиза поняла, что за феерией чувств выпустила из внимания не менее важный критерий. – С кем ты связалась, Эмма?
Остановившись посреди комнаты, Эмма одарила мать долгим взглядом и сцепила руки.
– Я пока не могу назвать его.
– О, Боже… Моя дочь собирается стать женщиной низких моральных устоев! Бросить прекрасного мужа и пуститься по миру, при этом погубив родную мать!