Пока я переваривала стрессовые новости, двое крепких молодых мужиков снова шагнули ближе, озадаченно переглянулись и уставились на меня в полном обалдении. Болтун Кирт потер шею сзади, молчун Керт почесал висок. Ага, стало быть, не только молчаливый, еще, возможно, и умный. Дураки, если верить любительскому мнению о жестах, обычно чешут в затылке.
– Лицо принцессы Симелии. А все остальное: голос, волос, знак выпускницы «Кордесса» на руке, тело и одежда – Кимеи, – методом перечисления выдал наконец причину общего замешательства Кирт.
Чтобы рассмотреть меня получше и еще разок во всем убедиться, он снова поднял факел выше. На ногах парочка стояла покачиваясь, но хоть палками с огнем в меня не тыкала и спалить не пыталась.
То ли от света, то ли от резких движений меня накрыло очередной, самой мощной волной боли. В ушах зазвенело, мучительный стон вырвался сам собой. Тяжесть в голове и теле словно взорвалась, выпуская наружу память. Информационный поток-биография юной Кимеи, личной горничной и наперсницы принцессы Симелии, едва не отправил бедную меня в очередной нокаут. Зато сразу стали понятны глумливые слова Смерти о карме.
Эта нехорошая мужеподобная персонификация старушки с косой каким-то образом ухитрилась вытащить и перебросить мое сознание в чужое тело чужого мира, именуемого Фальмиром. Мира, где жили люди, но действовала магия, правили короли, а боги куда более деятельны, чем полагается сданным в архив пыльным мифам далекого прошлого.
Что теперь? Можно, конечно, негодовать, бия себя пяткой в грудь, и требовать все отыграть назад. Но вот вопрос, а осталось ли от меня там, на Земле, что-то целое и функционирующее, куда можно возвращаться? Судя по размерам той ветки – вряд ли. Будь я живой, Смерть банально не смогла бы ничего сделать. Она только на покойниках специализируется.
Я поморщилась, анализируя последние минуты памяти Кимеи, образ сумасшедшего старика, творящего какой-то ритуал, и отклик на творимое безобразие некоей сущности по имени Ольрэн Ушедший. Кажется, в памяти наперсницы принцессы Симелии этот подозрительный тип проходил в качестве ушедшего и полузабытого бога коварных шуток, метаморфоз и почему-то дверей. Дескать, во власти злого шутника Ольрэна было не только извратить любое сущее, но и распахнуть или затворить какие угодно пути или двери. Если быть совсем точной, на здешнем едином языке Ушедший именовался богом не дверей и дорог, а скорее проходов. Это слово вбирало в себя значение «дверь» и «путь» одновременно.