Расстегнул Волдырь пару верхних пуговиц на рубахе у человека, чтоб не задушить, ухватился руками за ворот и попробовал тащить. Не, не осилить. Напрягся, кое-как отволок на шесть шагов от прибоя, бросил.
Свет у Манюни еще горел – «летучая мышь». Волдырь загоцал каблуками по крыльцу, трижды дал кулаком в двери.
– Кого там?.. – спустя минутку звонко спросил голос из-за дверей.
«Вот ведьма, голос – как у молодой!» – мелькнуло в голове у Волдыря, и он громко ответил:
– Вечер добрый, Марь Михална!
– Кому добрый… Чего тебе, Вовка?
– Там, на берегу, утопленника выкинуло, вроде живой… – Тот замолчал, держа паузу.
– Ну!
– Надо в чуйство привести. Вот такой енегдот.
– Ну!
– Бутылку дай в долг, ну! Мань, не замай! Авось оклемается мужичок, нам с тобой грехи на том свете спишут.
– Ну, гляди, коли брешешь…
Волдырь облегченно вздохнул и затоптался на месте. Через минуту дверь приоткрылась.
– Надо в дом тащить, беги, Митьку зови. – И в щель просунулась бутыль с пробкой в горлышке.
– Уже бегу.
Волдырь сунул бутылку в карман фуфайки и поспешил к берегу, слегка прихрамывая. «Гудит волна под ветром, видать, не скоро стихнет, – размышлял он на ходу, – да и Манюня озадачилась, поверила, видит, что я трезвый».
Полоса прибоя тускло белела в сумерках. Там, возле лежащего на боку тела, он выдернул пробку и наклонился. Нащупал ладонью подбородок и надавил. Кажется, есть щель между зубами. Волдырь плеснул в нее немного и чуть подождал. Через несколько секунд человек вдруг дернулся, как от удара током, и снова застыл.
«Выживет, однако. Не будем пока добро переводить», – подумал Волдырь, заткнул бутыль и поспешил к Мите. Надо взять у него мотоблок с телегой и самого в подмогу.
Митина собака Белка радостно заскулила, когда Волдырь открыл калитку.
– Цыть, профурсетка! – поздоровался тот с ней и толкнул дверь в избу.
Хоть и торопится Волдырь, все же немножко придется ему обождать, надо ведь рассказать коротенько об Мите с Любой. Чтоб потом яснее было, легче понимать, что да как и почему всё так, а не иначе.