– Еврей.
– Еврей? – Петр выразил всем своим видом огромное удивление. – Евреи так не ходят. Впрочем, каждый волен ходить, как ему вздумается. А кто стянул у тебя сапоги?
– Я никогда не носил сапог.
– Ну, ботинки.
– Ботинки тоже. Сандалии носил.
– В сандалиях в нашу зиму много не находишь, – глубокомысленно заметил Котя. – Вы что же, не здешний?
– Издалека, – уклончиво ответил Иисус.
Пьяный упал с кровати. Петр хотел поднять его, но Котя махнул рукой.
– Не надо его тревожить. Пусть спит себе человек на полу. Лежащий на земле упасть не может.
Сокамерники попались тактичные, больше Иисуса ни о чем не спрашивали.
Вскоре прибыл поезд. С него сняли безбилетника. Когда Макаров ввел его в комнату, в каморке все притихли. Было слышно, как центурион допрашивал безбилетного пассажира.
– Значит, денег нет?
– Нет.
– Зачем тогда ездишь поездом? Без билета нужно ходить пешком. Плати штраф.
– Как же я могу заплатить, когда денег нет? Это было ясно даже заключенным в камере.
– Назови адрес, фамилию, имя.
Безбилетник сказал, Макаров тщательно все записал.
– Посидишь до утра в камере. Утром разберемся с тобой.
Сержант открыл ключом кованую дверь и впустил очередного новичка. Его звали Павел. Он, войдя в камеру, устроился у входа на табурете. Когда Макаров открывал дверь, лежащий на полу пьяный всполошился:
– Черемхово? Задержите поезд! Я схожу.
На него никто не обратил внимания. Макаров, войдя в КПЗ, пересчитал всех заключенных. Потом для верности еще один раз. У него явно было плохо со счетом. Затем он хмыкнул, глядя на переполненную "коробочку", и громко заорал:
– Спокойной ночи, субчики.
При этом пьяный наделал лужу прямо на полу. Уходя, сержант добавил:
– Кто закурит ночью, тому оторву голову.
Как только закрылась за сержантом дверь и все стихло, Котя подал голос:
– А что, хороший у нас хозяин, в морду никого не тычет. При царском режиме уже, небось, давно сделал бы из нас отбивные. А знаете, чем отличается царский режим от нашего?
Павел встал и заявил, что не желает принимать участие в антисоветских разговорах.
– Сядь, чудак, никто здесь не ведет антисоветские разговоры, – воскликнул Котя, – наоборот, я собираюсь защищать наш строй. Так вот. Я – сознательный паразит этого строя, но паразит, ищущий смысла жизни. Тунеядец? Да, тунеядец. Но я могу прожить, не работая, и знаете, почему? Потому что наш справедливый и гуманный строй очень отличается от царского режима. При старом-то режиме как было? Нужно было трудиться не покладая рук. А у нас само правительство заботится, чтобы, не дай Бог, не переработали. С голоду все равно никто не подохнет, хотя у нас есть лозунг "Кто не работает, тот не ест". Я-то хорошо знаю, что можно прожить, не работая, а иногда даже кушать досыта. К примеру, я не работаю, а ем. И многие не работают, а едят сытно. А при коммунизме никто не будет работать, и все будут есть сытно.