– А ну, Костька, наподдай этой кукушке японской Sehr gut! – с радостью скомандовал Аркашка, запуская в меня пулькой из рогатки. Пулька больно щёлкнула меня по носу, я закрыл лицо руками и низко наклонил голову, чтобы, если Аркашка снова бы в меня стрельнул, то промахнулся. Отчего-то Костя медлил, и Аркашка заерепенился:
– Ну ты, конь челобитный, оглох, что ль? Кому говорю – лезь до него, да всыпь ему по первое число, чтоб не куковал здеся, как петух неощипанный.
Надо сказать, что у Аркашки была манера соединять совершенно несоединимые по смыслу слова. Память у него была хорошая, а вот пониманья – никакого. Поэтому, услышав словосочетание «конь челобитный», я невольно засмеялся, потому что конь не мог быть челобитным, потому как челобитная – это имя существительное, которое означает прошение к особе царского статуса, так объяснял значение слова учитель Тихомиров. И кроме того где это видано, что бы петух куковал? То ли от отчаянья, то ли от того, что и впрямь слова эти показались мне жутко смешными, я захохотал, да так, что никак не мог остановиться.
Аркашка побагровел от гнева:
– Ты… надо мной смеяться?! Да я тебе…
Он перепрыгнул через высокую траву и прямиком направился ко мне. Костя тоже вышел из-за дерева, но тут же в нерешительности остановился. Видимо, его поразила моя реакция на Аркашкину глупость. Драться со мной ему не хотелось, но ослушаться Аркашку он боялся.
– Ну ты, япошка желторотый, чё ты тама смеялся? – не унимался Аркашка и больно ущипнул меня за плечо.
Я взвыл от боли. Обычно я никогда не ввязывался в драки, потому что бабушка говорила, что православные первыми не лезут в драку, и даже не отвечают на тумаки, потому как Христос велел решать споры миром. Но, продолжала обычно бабушка, ежели рядом лежит палка, а тебе уже два-три тумака наплели, да ни за что – тогда покажи, Акимка, характер, хватай палку и отмутузь негодника по полной, потому как не зря, видать, Господь палку-то вблизи тебя ветром подбросил.
Глянул я по сторонам, а тут, как по заказу – так и есть! Вот она, родимая – лежит недалеко от дерева, там, где Костя стоял, длинная суковатая палка. Только я от Аркашки первый и второй тумак принял, тут же рванулся к палке, схватил её и давай нахала мутузить. Тот от неожиданности дар речи потерял, глаза расширил, рот открыл и, кроме «да я», «да ты», ничего вымолвить не мог.