С этого учебника всё и началось. Взбрело вдруг девице Белозёрцевой в эту самую Японию съездить и самолично познакомиться и со святителем Николаем, и с загадочной страной.
– А что, – заявила Светлана мамаше, крутя воображаемой рапирой перед зеркалом, – и поеду. Сколько мне здесь сидеть, в Талашкине? Одно и то ж, всё время. Куры на дворе, ревеневый пирог, да сплетни про соседей. Скукота. А там…
– А что там? – перебила её Наталия Игнатовна, отложив вязанье. – Что там?
– А там… – повторила мечтательно Светлана. – Там… да я сама не знаю, что там, вот оттого и хочется там побывать.
– Да хоть бы на воды съездила или в Париж.
– Па-а-ри-и-иж… – разочарованно протянула Светлана, будто речь шла о какой-нибудь захудалой деревушке. – Отчего туда ехать, коли все наперёд знаю? От мсьё Глико. Монмартр. Елисейские. Кафешантаны. Башня монструозная на гнутых ножках.
– Какая, какая? – удивилась Наталия Игнатовна.
– А такая, – огрызнулась Светлана. – Монструозная. Как чудовище из сказки. И вообще, маман, Франция – это несерьёзно. Шляпки, иголки, каблуки, – она презрительно фыркнула. – А Япония, маман, это… – она мечтательно сощурила глаза и добавила: – Япония – это страна самураев! – и тут же ещё пуще принималась вертеть рукой как рапирой.
– Тише, тише, несносная! – замахала руками Наталья Игнатовна. – Зеркало разобьёшь! В сад иди, что ли, упражняться. Всё пустое. Всё воображенье твоё.
– И совсем не воображенье, – вскинула голову Светлана. – Я знаю, что Япония – страна чудес.
В том, что Япония была страной чудес, Светлана не сомневалась. Про то читала книги, которые ей привёз всё тот же мсьё Глико, чтобы показать настоящие самурайские мечи на картинках – катана, вакидзаси. Синто. Но в книге Светлану заинтересовали не столько мечи, сколько рисунки воинов, их замысловатая амуниция и героические лица. Одни смотрели ей прямо в глаза, гордо и благородно, а другие были до ужаса страшны. Лица некоторых лишь едва показывались из-за решётчатых окошечек амигаса – конусообразных шляп из бамбука, а у иных практически не были видны, и потому воины походили не на людей, готовых к битве, а на жуткие мифические божества без лиц, которые внушали противнику панику ещё до начала боя.
Но даже не это больше всего поразило Светлану. Более, чем другим, она была поражена упоминанием о самурай-девицах, в боевых искусствах не уступающим мужчинам и сумевшим тем не менее сохранить женственность и некую хрупкость своего облика.