– Не вижу никакого другого резона, чтобы держать крепость в этом месте, у кромки не годящихся под пашню соленых болот, – ответил Тааур. – Здесь нет ни ни скалистых утесов, ни реки – ничего, что можно было бы использовать против врага; есть лишь то, что построишь сам.
– Очевидно, ты обучался искусству воина в то время, память о котором у тебя исчезла, – сказал Гаррос. – Мне кажется ты приказывал, а не подчинялся?
Боясь молчать и боясь говорить, Лайрэ затаила дыхание и ждала, что скажет на это Тааур.
– Пожалуй… да, – ответил Тааур.
– Но ты не уверен? – продолжал допытываться Гаррос.
– Трудно быть уверенным, когда ничего не помнишь, – хмуро сказал Тааур.
– Если вспомнишь – скажи мне. У меня есть нужда в людях, которые могут вести за собой других.
– Чтобы оборонять твой замок?
– Да. Орки жаждут захватить его не меньше, чем Зигианд.
– А Фиирн жаждут прибрать к рукам еще и ульфхтанги.
– Должно быть славно владеть такой землей? – тихо произнес Тааур.
– Как сказать… – Это самое богатое из владений отца… Поля плодородны, а леса изобилуют дичью. На пастбищах тучнеют изрядные стада коров и овец. Море круглый год дает рыбу – а где рыба – с голоду не умрешь. Только вот…
– Только вот каждый бездельник с топором и дубиной спит и видит, как бы отобрать у тебя эту землю.
Лайрэ закрыла глаза и стала молиться, чтобы Гаррос увидел в Таауре то, что видела она, – человека, говорящего правду в кругу людей, которых считает своими друзьями.
– А мне больше нравится соленый ветер и крик морских птиц, – услышала Лайрэ слова Гарроса.
– У тебя есть все это, – сказал Тааур.
– Да, пока я могу удерживать их в руках – они мои. В Седых Землях у человека столько будущего, на сколько дотянется меч в его руке.
Тааур засмеялся.
– Твоему отцу повезло: у него сильный сын!
Лайрэ открыла глаза и с облегчением перевела дыхание. Гаррос поддразнивал Тааура, как если бы разговаривал с другом.
– А ты согласен? – спросил Гаррос.
– Да, – сказал Тааур. – Я люблю хорошую драку. Дай мне меч – тогда и увидишь.
Сердце Лайрэ сжалось от страха.
– Нет, – решительно сказала Лайрэ. – Ты почти погиб тогда, во время грозы. Тебе еще рано драться.
Тааур заглянул в ее полные тревоги золотистые глаза и почувствовал, будто внутри у него развязался какой-то тугой узел.
– Не тревожься, о возлюбленная моя, – прошептал Тааур возле самой ее щеки. – Меня не побить плохо обученным кнехтам.