И побриться.
А то с утра не успел.
– Лидия Семёновна, перенесите визит Семихвостиковой. – Распоряжаюсь, застёгивая пуговицы на пальто. Вижу, как взлетают брови помощницы вверх. – На любой другой день, пожалуйста.
– А вы, Иван Михайлович? – Тянет с сомнением. – Что-то случилось?
– Нет, ничего. – Рублю ладонью воздух. Растягиваю на губах довольную улыбку. – Просто надо сына забрать из детского сада.
Без пяти минут пять подъезжаю к детскому саду. Глушу двигатель, всматриваясь вдаль. Пытаюсь рассмотреть среди карапузов, которых повели на прогулку, Кирилла.
Чувствую себя странно. И в грудине сдавливает.
Наконец, вижу Кирюху. Он бредёт в колонне последним. Пинает мелкие камушки под ногами.
Постоянно смотрит по сторонам, ища пути к отступлению.
Выхожу из внедорожника и толкаю скрипучую калитку. Дети уже на веранде. Бегают, норовя толкнуть друг друга.
Галдят как стайка воробьёв.
Мелкие сорванцы. Был бы у меня такой - непременно научил бы его драться, чтобы другим неповадно было.
Вижу, как к Кирюхе подходит здоровенный бугай. Как они оказались в одной группе - непонятно. Бьёт сына Дины по плечу.
Разражается хохотом.
– Ну что, Залесский? Где твой отец?
– Сейчас придёт. - Кир сцепливает зубы до скрежета. Вижу, что злится. И ноздри раздуваются от гнева.
Сейчас он так похож на свою мать. Только глаза – ярко-зелёные так и мерцают изумрудным светом.
– Врёшь! - Обидчик грозно сплёвывает на землю. И пальцы в варежках сжимает в кулаки. - Вот как дам сейчас тебе в нос! Чтобы неповадно было!
– Он придёт! - Кирилл нервничает. В глазах - отчаяние.
Начинает оглядываться. И импульсы по телу бегут.
Понимаю, что медлить нельзя.
Иду к веранде, навешивая на лицо самое приветливое выражение. Наталкиваюсь на недоумённый взгляд воспитательницы, но делаю вид, что не замечаю его.
Киваю спокойно.
Почему она не пресекает драку - непонятно.
Мне хочется схватить обидчика Кира и перекинуть его через забор. Сдерживаюсь. Знаю, что нельзя отступать от легенды.
– Сынок! - Зову, расставляя руки. А у самого всё в горле пересыхает. Першит и булькает.
Это непонятное слово срывается с языка с трудом. Взрывается в воздухе, и по позвоночнику волна бежит.
Я страдаю мазохизмом, если делаю всё то, о чём попросил этот сорванец. Уничтожаю себя, примеряя чужую жизнь.
– Папа! - Кирилл оборачивается. Подпрыгивает на месте и уже мчит ко мне.