Истомленная долгим ожиданием, Никаня плакала, боялась умереть
родами, боялась родить мертвого ребенка, боялась сама не зная чего.
Особенно ее тревожило отсутствие мужа — Доброня уехал к Вал-городу
с дружиной Зори. Видя, что все женщины в доме собираются бежать,
она поняла, что опасность нешуточная, и отвлечь ее не
удавалось.
— Ничего, Макошь поможет — вот-вот Доброня вернется, а ты его
сынком порадуешь, — приговаривала Милорада, пытаясь напоить Никаню
отваром успокаивающих трав. — А будет дочка — и за то спасибо
Ладе…
Никаня ее почти не слушала. Она поняла, что на Ладогу напали, и
почти видела, как враги врываются в дом, как горит крыша над ее
головой, а она не может выбраться и спасти своего нерожденного
ребенка, как Доброня возвращается и обнаруживает остывшее пепелище,
в котором не найдет обгоревших косточек своей молодой жены…
— Что ты слезами заливаешься, сын плаксой будет! — укоряла ее
Милорада. — Все рукава измочила. Рубашку переменить не хочешь?
— Хоцьу-у! — Никаня всхлипнула и еще раз утерлась рукавом. — И
настилальник — я и снизу какая-то мокрая…
— Мокрая? — Милорада привстала и откинула с невестки одеяло. —
Бабы! Молчанка! Бегом сюда! Воды отходят, дело пошло!
И когда вернувшийся с берега Домагость, разыскивая жену, подошел
к двери Доброниной избы, та вдруг распахнулась и ему навстречу из
сеней вылетела Молчана. Едва увидев его, челядинка завопила:
— Нельзя! Тебе нельзя, пока в баню отведут! Поди прочь с
дороги!
— От как! — Домагость от изумления остановился и заломил шапку.
— Что, началось? Вот ведь молодуха — как нарочно
подгадала!
Яромила и Дивляна тем временем собирали вещи: теплую одежду,
одеяла, овчины и шкуры, котлы и треноги, миски, ложки и кувшины,
шатры и всякие припасы. Возможно, и ночевать еще доведется под
открытым небом, а весенние ночи довольно холодны. Идти
придется вместе со скотиной, а значит — медленно.
— Да-а, тебе хорошо говорить, а у меня там му-уж! — со слезами
причитала Хвалинка, их подруга и троюродная сестра, одна из внучек
стрыя-деда Братомера, тоже дочь чудинки.
Прошлой осенью она вышла замуж за Сокола, кузнеца, ушедшего с
Зорей к озеру. Перед тем она чуть ли не целый год рыдала на груди
то у Яромилы, то у Дивляны, делясь своими переживаниями, надеждами
и тревогами, а когда обзавелась наконец женским повоем, стала
важничать. Однако сейчас вся важность с нее слетела, и она занялась
любимым делом: самой не работать и других отвлекать. Оставшись
почти одна в доме, Хвалинка не в силах была выносить тревогу и
примчалась излить свое горе: