И всё же он оставался на козлах, хоть руки его и дрожали на
поводьях, как от лихорадки.
Такая преданность достойна уважения, поэтому я положил ладонь на
его плечо и произнёс:
— Не бойся. С тобой ничего не случится. Я не позволю.
Старик едва уловимо дёрнулся и, чуть развернув лицо ко мне,
зачастил:
— Боярин, что ж вы такое говорите?! Это же мне надо вас опекать.
О вашей жизни радеть. Прошу, не лезьте на рожон, позвольте солдатам
сделать своё дело. Иначе если с вами что-то случится, Игнатий
Михайлович с меня три шкуры спустит. Да что там, я сам себя не
прощу!
Криво ухмыльнувшись, такая забота умиляла, я ответил:
— Вспомни, как я жил раньше, Захар. И к чему это привело? К
петле на шее. Не хочу туда возвращаться, а значит, придётся
меняться. Придётся стать другим человеком. Здесь, в этих опасных
землях, больше не получится отсиживаться у отца за пазухой. Поверь,
я справлюсь с подобной нечистью. Просто держи лошадей под контролем
и не мешай мне делать то, что нужно.
Старик удивлённо посмотрел на меня и прошептал:
— Что же с вами случилось там, Прохор Игнатьевич?.. Словно
подменили вас… И повадки иные, и голос властный, и взгляд… Прежде и
мухи не обидели бы, а тут… — Захар запнулся, подбирая слова. —
Будто воин бывалый говорит, а не барчук изнеженный. Простите за
прямоту, старого дурака, — торопливо добавил он.
Слуга был прав — человек, которого он знал, погиб на эшафоте.
Теперь в этом теле жил совсем другой.
— Когда почти умираешь, начинаешь смотреть на вещи иначе, —
использовал я уже привычное объяснение.
Апатия и безнадёжность, давившие на плечи никуда не делись.
Однако хуже всего было ощущение чужого взгляда — холодного,
голодного, нечеловеческого. Словно сама смерть следила из темноты,
выжидая момент для броска.
Отряд на всём скаку вылетел из-за поворота дороги, и в тот же
миг до нас донёсся новый истошный крик.
Захар хлестнул вожжами, придавая ускорение и без того несущимся
галопом лошадям. Однако после нескольких десятков метров пришлось
остановиться. Звук доносился слева от дороги, где деревья стояли
плотной стеной, не пуская повозку дальше.
— В бой! — рявкнул я, перекрывая испуганное ржание лошадей. —
Захар, останься с телегой. Могилевский, за мной!
И не дожидаясь согласия со стороны стражников, я устремился
напролом через кусты. Треск веток и топот за спиной подсказали, что
отряд не отстаёт.