Я обернулся к старику, невольно смягчаясь от его искренней
тревоги.
— Твоя преданность достойна уважения, Захар, но поверь, я знаю
цену своей жизни не меньше, чем ты. И не стану рисковать ею
понапрасну. Скажи лучше, что думаешь насчёт нашей новой
спутницы?
— А что тут думать, барин... — старик замялся, почёсывая
лысеющий затылок. — Вроде и под простую косит, а только руки у неё
не те. Ни мозолей тебе, ни заусениц, белые да холёные. Да и говорит
чудно – вроде как нашим языком, а будто книжки читает. Слова
выбирает, ровно боится ошибиться. Ну и… — он понизил голос до
шёпота, — когда я ей тулуп подавал, она руку так отдёрнула, будто я
прокажённый. Не по нраву ей, что холоп к ней прикоснулся. Не
простая она, барин, как пить дать не простая.
Стражники, тем временем, обшаривали поляну, и вскоре один
окликнул меня, указывая на заросли ежевики. Приблизившись, я увидел
в ветвях походный саквояж из потёртой кожи. Подняв его, ощутил
тяжесть и характерный звон стекла внутри.
Боец потянул за застёжки, намереваясь изучить содержимое, но я
жестом пресёк его порыв:
— Дама имеет право на свои секреты.
Ратник смущённо отдёрнул руки.
Да и магическая аура, исходящая изнутри, намекала — там не
пустяки дорожные, а нечто поинтереснее. Артефакты, не иначе.
Могилевский меж тем вернулся с разведки, хмурый, как туча.
Доложил сухо:
— Ни машины, ни следов колёс, ни попутчиков живых или мёртвых.
Похоже, девица брешет напропалую.
Я невесело хмыкнул. Не то чтобы удивился, слишком уж дырявой
казалась история Василисы.
— В путь, — скомандовал отрывисто. — Нечего мешкать.
И сам подал пример, запрыгнув в телегу. Тело скрипнуло, словно
ржавые петли, напоминая о своём бедственном состоянии. Увы,
Платонов до моего появления явно не уважал физические нагрузки.
Кожа да кости, силёнок — кот наплакал.
Нет уж, будем ковать из этого тела острый меч. Магу без
тренировки — грош цена в базарный день.
Спрятав саквояж под сиденье телеги, я подтянул к себе созданный
недавно молот-клевец. Копьё-то моё не пережило близкого знакомства
с Бездушным, так хоть этим грузом помашу. Одним усилием воли придал
оружию нужные пропорции.
И принялся за дело. Тягал молот, как гирю, проклиная нерадивое
тело и лодыря Платонова на чём свет стоит. Руки онемели, в боку
кололо, но я лишь стискивал зубы и не думал сдаваться. Нет уж,
темпа не сбавлю. Раз за разом, чуть сильнее, чуть резче.