— Сац! Опусти ствол и сядь на жопу. Аполлон прав, нехрен меня
перебивать!
Психопат растерялся и бросил на меня полный ненависти взгляд, но
лидера послушал и отошел от демонессы, которая благодарно взглянула
на меня. Она что, издевается?
— Так вот, на этом мой рассказ и заканчивается, — улыбнулся Тау
и развёл руки в стороны.
— В смысле? — я реально недоумевал, потому что это противоречило
здравому смыслу.
— А эта демонесса, напоминаю, полукровка, у неё сил нет особо.
Творческая душа, как сказал Бэд. Поэтому мы просто выждали в нужном
месте, которое нам тоже указали, и схватили её. Плёвое дело, — Тау
довольно расхохотался и встал.
— Ты чего?
— Пора двигаться в путь, моя группа достаточно отдохнула.
Обещался Бэду быть до полудня.
Касардин, который всё это время не отсвечивал, подорвался и
сказал:
— Тау! Вы меня знаете! Знаете, что я помогал Сацу. Заберите меня
у этого изверга! Он всё врёт!
— Что? — растерялся лидер.
— Я полезный мошенник, а кому как ни Бэду ценить таких, как я. Я
этого простофилю вокруг пальца обвёл, он до конца верил, что я из
дома Кэлов! И вообще, он никакой не ассасин! — Касардин не смотрел
на меня, и не зря, потому что теперь, обтекая с ног до головы
дерьмом ситуации, я был в бешенстве.
— Хочешь сказать… — психопат Сац встал и как хищная, трусливая
гиена, почувствовавшая поддержку стаи, медленно пошел ко мне, —
ассасин не мог разглядеть в этой шавке Касардине мошенника? Кто
вообще может поверить, что он из благородного дома?
— А я вообще был в рабстве в караване! Мы оба оттуда
сбежали!
Я не успел и опомниться, как все мы выхватили оружие и
нацелились друг на друга. Дула моих револьверов смотрели на Тау и
Саца.
— Ни один ассасин Валриха не поверил бы, что в рабстве находится
член благородного дома. Это невозможно. И не мог поверить в то, что
эта размазня из дома, о великий Теш, Кэлов! Любой из дома Кэлов
уничтожил бы караван в одиночку! — Тау жёстко басил, а каждое его
слово было громче предыдущего. В конце он почти сорвался на крик,
будто гневался на то, что я провёл его.
Я перевёл полный ненависти взгляд на Касардина. Для меня всё
было решено. А затем произошло то, чего я никак не мог ожидать,
отчего чуть не дёрнулся, но всё же сохранил неподвижность тела. В
моей голове прозвучал нежный и бархатный женский голос, от которого
ноги чуть ли не подкосились: