Малиновый чай, да ещё и с ароматными сладкими
булочками, политыми шоколадом — чистое блаженство, как и тонко
нарезанное мясо с парой отварных яиц. Не самый лучший завтрак для
фигуры, однако я накинулась на него подобно дикому зверю. С
жадностью съела всё, даже понимая, что мне может стать плохо от
такого количества еды. Всё, чего мне хотелось, это кушать. Как
можно больше и сытнее, подобные порывы пугали меня своей
внезапностью. Казалось, мой живот просто обезумел, превратившись в
бездонный колодец.
Доев, я будто очнулась ото сна. Испуганно посмотрев
на свои руки, грязные от шоколадной помадки, сглотнула. Почему я
это делаю? Что происходит с моим телом? Только ведь вчера сказали,
что мне, кроме бульона, ничего нельзя, а тут целый пир из вредной
пищи устроили. Да и я хороша, накинулась и даже не задумалась,
можно ли мне подобное после болезни. Вскочив, я бросилась в ванную
комнату, не обращая внимания на восклицания служанок за
спиной.
Вцепившись грязными руками в раковину, уставилась на
себя в зеркало. Там, в отражении, виднелась всё та же неприятная
картина. Только на долю секунды мне почудилось, что в глубине
голубых глаз мелькнуло нечто странное. Будто отблеск света,
померкший сразу, как я обратила внимание. Умывшись холодной водой,
прям ледяной, чтобы наверняка прийти в себя, вернулась в комнату.
Раздражение волной поднялось в груди, заставляя меня спросить у
перепуганных горничных:
— Чей был приказ дать мне такую
еду?
— Его милости, — переглянувшись, хором ответили
Мариса с Кэти. — Он утром распорядился подать вам сытную пищу,
несмотря на предостережения лекаря.
— Точно? — недоверчиво уточнила я, сверля девушек
тяжёлым взглядом. — С чего бы ему так поступать?
— Мы не знаем, миледи! — воскликнули горничные,
падая на колени и кланяясь. Они задрожали, почти ударяясь лбами о
каменный пол.
— Вставайте, — со вздохом произнесла я, почти падая
в кресло неподалёку. Потерев переносицу пальцами, с трудом подавила
разбушевавшееся раздражение. — Где мой супруг?
— Слушаемся, миледи. — Дрожащим голосом пробормотала
Кэти вставая. — Его милость в допросной, разговаривает с вашим
учителем, Корлисом.
— Вот как, — задумчиво протянула я. Пришлось
подвинуть внезапные порывы накричать на невиновных служанок, и
извиниться, все же девушки не были виноваты в том, что я
превращаюсь в обжору. — Простите, мне не стоило повышать на вас
голос.