— Не буду я. Он противный! — подросток отворачивает голову и
собирается выйти из-за стола с другой стороны, чтобы самому убежать
в комнату. Ну в самом деле, подумаешь, мёд не съел. Пустяк такой.
Не станут же его ругать из-за этого? Антон уже собирался встать,
повернувшись спиной к мужчине, как вдруг прозвучавший голос
заставляет его замереть и слегка поежиться.
— А ну стоять! — тон становится низким и даже тяжёлым, словно
давит на что-то, пресекая намерение ребёнка дать деру: — Антон. Я
не собираюсь с тобой нянькаться. Живо открой рот и съешь мёд. Ты же
не хочешь, чтобы я насильно тебе его сунул, верно? — аккуратно
поворачивает ребенка обратно к себе, потянув за коленки, и
пододвигает ближе. — Знаешь, ты бы мог хоть каплю уважения ко мне
проявить хотя бы за то, что я приютил тебя на ночь. Тебе не
кажется, что ты ведёшь себя слишком эгоистично? Быстро открой рот и
съешь эти чертовы четыре ложки мёда. — терпение, кажется, лопается,
и теперь утомленное выражение лица показывает ещё и раздражение.
Это можно увидеть в складках между темными голубыми глазами.
Мальчишка пугается и послушно открывает рот, внимательно смотря в
глаза старшего, будто старается в них прочитать, правда ли мужчина
собирается насильственно кормить мальчика? — Вот умница. —
неожиданно для Антона голос смягчается, но остается таким же
непоколебимым и твердым, отчего мальчишка невольно улыбается. Для
подростка это целое открытие. Он никогда раньше не видел, чтобы тон
голоса и настроение могли так быстро меняться у взрослого человека.
В детдоме обычно, если воспитатель кричит на одного ребенка утром,
то потом еще целый день он ходит злой и кричит на всех остальных
невинных детей.
Арсений кормит мальчишку с ложечки, как маленького, и сразу
подставляет кружку с в меру горячим чаем. Но, когда мед оказывается
на языке, парень снова недовольно морщится, негромко мычит и быстро
тянется ладошками к напитку.
— Да не надо! Он не вкусный! Зачем его вообще есть? — напившись,
Антон отдает кружку обратно и чуть отодвигается подальше, чтобы
старший не засунул в него новую порцию меда. Пока мужчина снова не
выходит из себя, Антошка надеется, что можно вызвать послабление, и
смотрит на Арсения наивными глазками, рассчитывая, что тот сжалится
и отпустит.
Издав очередной тяжёлый вздох, Арсений, все-таки убрав этот
«противный» мёд и всю посуду со стола, садится рядом с мальчиком,
пока тот боязливо наблюдает за всеми действиями: