«Снег выпал рано-рано. Снега быть не должно. Снег пошел – работа встала. Никто не будет кататься на лодках. Лодки лежат кверху брюхами в сарае. Сарай заперт на замок. Замок на цепи. Люди не украдут лодки. Я жду весны».
Привычка, однако же, имеет свойство обманывать и напрямую. Искажать сознание, прятать истинную сущность вещей. Вот шел человек летом по улице привычным путем на работу – видит – лоток мороженщика: «Оооо, вот это кстати» – покупает стаканчик с пломбиром и ест на ходу, оттопыривая пальцы. И так каждый день. Мороженщик тоже видит человека и к концу лета даже начинает здороваться с ним: не чужие уже ведь люди. И вот в одно утро мороженщик исчезает, а липкие бумажки от вафельных стаканчиков меланхолично ведут хоровод в воздушном водовороте вперемешку с опавшими листьями – циркумамбуляция. Человек пойдет утром обычным своим маршрутом, не найдет лотка и расстроится – все, лето кончилось, нет больше мороженого, наступила осень. Но на самом деле не мороженого нет, а мороженщика. Привычка заставляет путать следствие и причину.
«Еще пять месяцев – это в самом лучшем случае. Бывали и теплые марты, когда лед на пруду таял уже в середине месяца. Надо надеяться. Мыши грызут пол, буду класть колбасу между оконными рамами – там не достанут».
Брести по прямой, что параллельна земле, спотыкаясь о точки, разбросанные на системе координат в масштабе дня, недели, года – удел человека. Человек не любит оборачиваться – ретроспективный взгляд способен выставить все в ином свете и вот – добро и зло меняются местами, а разве нужно это человеку? Иди-иди, не смотри назад. Иначе то там, то здесь ты увидишь соляные столбы.
«Брызги воды – они хохочут, неумело бьют веслами, нарушая зеркальную гладь, пахнет сладкой ватой и жареным арахисом, солнце заливает лица, они становятся такими белыми, такими чистыми, как в детстве. Все любят кататься и все отдают мне бумажки. Я тоже улыбаюсь, и мое лицо заливает свет. Лето…»
Потерянные причины лежат на дорогах, плывут в водоемах, катятся с холмов за своим владельцем. Одни тихонько плачут усталым голосом, других уже и не расслышать совсем, их последнее эхо растворяется в пронизанном космическим холодом воздухе. Беззвучные, они становятся шершавыми камнями, и эти камни в невидимой, но прочнейшей сетке тащатся за человеком, утяжеляя его шаг. Ноги все глубже и глубже врастают в землю.