Боец ДНР, прошедший донецкий аэропорт и Дебальцево, тут же рухнул. С каким-то утробным рыком на него бросился какой-то мужик. И тут рвануло шестьдесят грамм взрывчатого вещества гранаты. Три сотни осколков отправились за своими жертвами. Вопли, стоны, какой-то треск – все это стало удачным звуковым оформлением того, что происходило в хате.
Обычная сельская мазанка восемнадцатого века явно не была рассчитана на оборонительную гранату двадцатого века. Ее ударная волна легко развалила ближайшую к взрыву глиняную стену. Потеряв опору, затрещали бревна перекрытия. Все заволокло пылью.
Александр услышал, как ойкнул навалившийся на него мужик. Почувствовал, как он дернулся и тут же затих. Чернышев спихнул с себя обмякшее тело, спасшее его от осколков, нащупал автомат, потянул к себе. Парень с ярко красным поясом, затеявший потасовку и не отдававший автомат, теперь не возражал. Осколок из каленого чугуна разворотил ему череп. Чернышев поднялся на ноги. Сквозь пыль были видны тела людей, посечённых осколками. То тут, то там раздавались стоны. Взгляд наткнулся на одного из мужиков, которых первым увидел Александр, когда пришел в себя. Кажется, его звали Еремеем. Осколок гранаты попал ему в грудь и видно перебил какую-то крупную артерию – на теле расплылось огромное, почти во всю грудь пятно крови.
«Эх, Ерема. Ерема…» – задержавшись лишь на мгновение, Чернышев перешагнул через тело.
За те несколько месяцев, что, изнеженный цивилизацией городской мальчик, провел там, где реально убивают, где снаряд «Града», «Гвоздики» или «Гиацинта» в мгновение превращает человека в плохо освежёванную тушу, он привык к крови. Поэтому вид убитых им ни в чем не повинных людей надолго его не задержал.
Возле двери тела громоздились друг на друге. Поэтому пришлось идти прямо по ним.
В глаза ударил яркий свет. Александр огляделся. Все вокруг было занесено снегом. В этом белом пространстве, то тут, то там высились, беленькие хатки. Впрочем, высились – это слишком громкое слово для тех сооружений, которые буквально задевали сугробы своими соломенными крышами. Правильнее будет сказать, торчали. Из некоторых, через дверь вился черноватый дым и отвесным столбом уходил в небо.
«Вот, что значит топить по-черному, – мелькнуло в голове несостоявшегося историка. Сомнений больше не было. Он находился в прошлом, в далеком прошлом. – Минимум восемнадцатый век, Точнее максимум. А может и семнадцатый или еще раньше».