Он обладал прекрасным умом и отличной памятью и мог бы продолжить образование. Однако в послевоенную молодость в доме нечего было есть, отсутствовало центральное отопление, а у Николая тогда были в наличии только одни штаны. Оставив учёбу после второго курса техникума, он был вынужден пойти на самую тяжёлую работу – шахтёром в забой. Путь его по социальной лестнице был ограничен по материальным причинам, поэтому их с бабушкой трудовой подвиг был нацелен исключительно на обеспечение образования обоих сыновей.
Из редких высказываний Иды Алёна усвоила, что есть слово “хочу”, а есть слово “надо”; после этого модальные глаголы в семье не произносились. Бабушка разделяла распространённую на то время безопасную социально-политическую позицию, что “нужно быть “как все”, однако ж вязала ей крючком воротнички и манжеты, чем индивидуализировала школьную форму. Воспитательные беседы распространяли тезис о том, что самое главное для женщины – это удачно выйти замуж. Такие разговоры ещё тогда, в раннем детстве казались ей каким-то назиданием, и она старалась всячески их избегать. Дедушку избежать было гораздо сложнее: если Алёну или дядю Вову втягивали другие дети в какие-то глупости, он просто лупил их всех ремнём, не принимая во внимание чей-либо возраст. Собаками он брезговал, но на каком-то этапе у них появились аквариумные рыбки. Зимой дедушка кормил птиц и пояснял, что от жареных семян они умирают.
После окончания начальной школы переезд к родителям в Республику Коми оказался сильным ударом. После школы она слушала пластинки “Крибле-Крабле-Бумс”, а транзистор вдруг поймал радио-волну. Это был испуг! На Севере было всё намного суровей, холодней и жёстче по сравнению с жизненным укладом в Украине. Однако она как-то притёрлась, свыклась, и рутина средней школы брала своё. Из этой серости Елена вынесла в новое время только один афоризм Чернышевского: “Великий, могучий и богатый русский язык”; так критически отзывался критик о языковом наследии. И она ощущала его гибкость и лингвистические способности.
Появились новые подружки, а сердце рвалось обратно, туда, в Донбасские степи, где начиналось безмятежное детство, наполненное радостью, любовью и бесконечными играми во дворах до позднего вечера под высочайшими звёздочками.
Изгиб гитары жёлтой ты обнимаешь нежно,