С Милой Попов говорил всё меньше: сам удивлялся – не находилось таких слов. Он вздыхал, щурил глаза, подмигивал, подсвистывал или щёлкал языком в знак одобрения. Он был счастлив в «Усладе». Он приходил как друг. О верности в дружбе у него были свои, каторжные понятия, и в голову ему не приходило, что в «Усладе» могут его бояться. Их сдержанность он понимал как знак уважения к его личности и выражение почёта к его высокому положению в «правительстве». Он, как и полагается ухажёру, метящему в женихи, начал приносить подарочки, и дары эти ужасали бедную Милу.
Грязной рукою из бокового кармана брюк он вынимал горсть карамели: «Шейки раковые»! угощайтесь! Он развёртывал сальную бумажку и предлагал положить кусочек халвы Миле прямо в рот. Он откусывал от яблока, а затем остальное предлагал Миле: доедайте на здоровье! Отшатнувшись, Мила благодарила: «Спасибо, я съем потом». А тётя Анна Валериановна спешила объяснить, что от сладкого у Милы болят зубы.
Втайне он составлял список и более ценных подарков для голубки Людмилы.
«1. Банка помады, запах – резеда. Волосы у голубки ничем не смазаны (взять у парикмахера Оливко).
2. Сардинки, банки три. (Худа очень Людмила, подкормить надо, и чтоб тётка не смела есть: исключительно для голубки.)
3. Отрез на платье. Шёлк. Розовый цвет. К Светлому дню. В тот же день и колечко с бирюзой. А тётке на «Христос воскресе» – подсолнухов», – и так далее.