Остаток ночи друзья провели, блуждая по темным закоулкам деревни, продолжая наслаждаться лечебным воздухом с неповторимым запахом влажного русского леса. Уже утром, спросонку, Кранцев вспоминал, что их пригласили в какую-то избу, которая оказалась дачей известного художника-портретиста Шарова, любимца властей. Было много народу, в смысле красивых, но незнакомых женщин, чокался и обнимался с ними, без попыток клеиться, осталось смутное ощущение чего-то незавершенного, но приятного. Нетерпеливое сердце Кранцева выстукивало радостную дробь, когда он вышел в поднимающийся от реки утренний туман по малой нужде и с наслаждением справил ее у забора, не дойдя до зеленой будочки. «Рона, Сена и Гаронна, наверное, не хуже нашей Оки», – впервые подумал он о близкой загранице и вернулся в теплоту дома. Гера, раскинувшись на полатях, продолжал посапывать. Он вообще соня.
…Они познакомились на Всемирном фестивале молодежи в Берлине и сразу же понравились друг другу: оба одинаково ехидно реагировали на благоглупости Системы, не терпели дураков, чванливых начальников и партийных крикунов. А с течением времени стали обмениваться и более острыми замечаниями по поводу всего происходящего на родине счастливых рабочих и крестьян. И поскольку после этих разговоров никого из них на Лубянку не вызывали, окончательно поняли, что могут доверять друг другу полностью. Редкая вещь в совке. Кандидат наук Седин входил в группу советников международного отдела ЦК КПСС и участвовал в разработке документов и выступлений руководства по ключевым идеологическим вопросам. Свой блестящий ум он ничтоже сумняшеся поставил на службу замшелой политической системе в обмен на известные привилегии – спецснабжение и поездки за рубеж. Становиться диссидентом и атаковать мощнейшее государство казалось ему глупой и безнадежной затеей. Основной целью своей сознательной жизни Гера поставил легальный отъезд, по возможности навсегда. И гори оно все огнем. Мастер двусмысленности, он потрясающе пародировал бессмысленные речи партийных боссов, отчасти написанные им самим, и они с Кранцевым давились от смеха, наслаждаясь некоторыми пассажами из речей, скрытый стеб или абсурдность которых ускользали от бдительных контролеров из «откуда надо». Перешептывание и дурной смех друзей за закрытыми дверями кухни иногда вызывали ревнивое переглядывание супруг, остававшихся в гостиной за бокалами любимого мартини. К счастью, маленькие саркастические шедевры Седина оставались неведомы широким народным массам, впрочем, привыкшим к абсурдности советского бытия.