того самого кольца, ты можешь себе представить? Мне интересно, как тебе это понравится, но лично я в восторге…
Дерьмо. О, дерьмо.
Похоже, старина Айм был не придурком, а полным психом. И его игра в “равенство и братство” с людьми зашла намного дальше, чем мог в страшном сне представить Бал.
Потому что мы, демоны, любить не умеем, это во всех методичках написано. Но любовь во всех её оттенках видим отчётливее некуда — главный источник слабостей человеческих, что уж. И лично мне кристально очевидно: если бы Айм хотел заключить контракт с этим конкретным человеком, он бы его давным-давно заключил. И теперь…
Дерьмо. Шеф же побери!.. Хотя нет.
Этого, последнего, не надо.
Я принялся мысленно считать мгновения: этот благословлённый действительно хорош в демонологии, должен почувствовать с секунды на секунду… И правда: спина старика напряглась, он замолчал и очень медленно повернулся ко мне.
По всей комнате вспыхнули обережные печати, отливая явной угрозой. Я отметил, что, если этому конкретному смертному придёт в голову меня уничтожить, у него даже вполне может получиться.
Впрочем, нападать он пока что не спешил: рассматривал меня со всё более неприятным вниманием, и глаза его, острые и глубокие, с каждой секундой становились всё холоднее.
— Кто ты? — спросил он, активизируя печати Истины. — Что сделал с Аймом?
— Раз: его коллега. Два: ничего, — я даже не пытался врать, понимая, что бесполезно. Постарался только расслабиться и максимально сократить ответы, чтобы не болтать лишнего.
— Тогда почему ты здесь? — его вопросы звучали резко и отрывисто.
— Работа. Айма заменяю.
— Чем он занят?
Ну, ладно.
— Он уничтожен.
Я много раз видел, как люди рассыпаются на части, узнав о смерти близких. Но в первый раз имел сомнительное удовольствие наблюдать шок и горе человека, для которого демон был таким вот “близким”.
Говорю же — дерьмо.
— Но это же невозможно, — пробормотал старичок, тяжело оседая на кресло. — Невозможно! Он же бессмертный!
Я проигнорировал, благо по форме своей это и близко не был вопрос. Человек, впрочем, довольно быстро исправился: поднял на меня холодный и обжигающий одновременно взгляд.
— Ты лжёшь, — края пентаграммы начали ощутимо накаляться. О, здравствуйте, старые добрые пытки! Давно вас не было — и вот опять. — Ты лжешь?
— Нет, — ответил я равнодушно, прекрасно понимая, что за этим последует.