Император поневоле. Операция "Спасение России" - страница 9

Шрифт
Интервал


Холод. Пронизывающий, костяной холод, казалось, проник в каждую клетку моего тела, несмотря на странное, обволакивающее тепло, которое ощущалось вокруг словно меня укутали как младенца. Веки слипались, словно склеенные грубым песком, и каждое отчаянное усилие разомкнуть их отзывалось тупой, пульсирующей болью в висках, словно кто-то забивал в голову ржавые гвозди. В голове гудело, да так как будто бы рой встревоженных пчёл, потревоженных в своем улье, пытался проложить себе путь наружу, разрывая барабанные перепонки. Сквозь этот гул пробивались приглушенные голоса, сначала едва различимые, как шепот ветра, затем становящиеся чуть громче, обретающие неясные очертания, но все еще ускользающие от понимания.

Резкий, раздражающий запах лекарств ударил в нос, заставив поморщиться и попытаться отвернуться, что оказалось непосильной задачей. С усилием, достойным олимпийской медали, я разлепил веки. Яркий свет, пробивающийся сквозь неплотно задёрнутые шторы, полоснул по глазам, словно лезвие бритвы заставив инстинктивно зажмурится, застонав от боли. Попытка сфокусировать зрение далась с мучительным трудом, мир вокруг расплывался, терял четкость, словно акварель на промокающей бумаге.

Над мной зависло встревоженное лицо женщины. Она была неестественно бледна, под глазами залегли тёмные, глубокие тени, выдававшие бессонную ночь, а ее взгляд выражал такую глубокую, почти животную тревогу, что кольнула самое сердце. Ее волосы, тёмные, собранные в небрежный пучок, несколько прядей выбились и обрамляли лицо с тонкими, аристократическими чертами, полными какой-то внутренней хрупкости. Я был растерян и отчаянно пытался вспомнить, кто же эта женщина и где я ее видел, но память предательски молчала, словно запертая на ржавый замок. Лицо казалось знакомым… очень знакомым почти что родным… но откуда??? Это могла быть бы и медсестра но на ней нету привычной для них одежды.

— Мишенька… милый, ты очнулся! – прозвучал ее голос, полный такого облегчения, такой искренней радости, что она едва сдерживала слезы. Она говорила по-русски, но как-то… иначе. Более плавно, мелодично, с мягкими, певучими интонациями, которые показались странными, непривычными. Подобного голоса я раньше никогда не слышал.

Я хотел ей ответить, попытался произнести хотя бы слово спросить банально кто она, но из горла вырвался лишь слабый хрип, похожий на предсмертный стон. Женщина тут же наклонилась ближе, ее рука легла на мой лоб, ощущая жар, который, казалось, исходил из самого его нутра.