– Белочка, – пробормотал он, но вовремя вспомнил о том, как заговаривал Васькин двор от покражи, и неожиданно обнаруженных у себя экстрасенсорных способностях. – Или полтергейст?…
Тут он заметил длинные острые клыки, сосульками свисающие изо рта незнакомца и вспомнил, что такая же страшная харя выглянула из-за ствола сосны, когда он блуждал в лесу, но тогда Мамонт не придал этому значения, решив, что немного тронулся умом на фоне похмельного синдрома. Он долго размышлял бы о природе феномена и о том, куда делась одежда, но странное видение в шкафу резко захлопнуло дверцы со своей стороны. Дальский так возмутился наглостью этого, незарегистрированного на его жилплощади, феномена и пустотой шкафа, что ринулся внутрь – узнать, куда кровососущий дел его одежду.
Не тут-то было – вампир очень материально навалился на дверцы со своей стороны.
Отойдя для разбега шага на три, Мамонт ринулся на штурм шкафа, и ему почти удалось прорваться – дверцы с той стороны, где по всем законам мебельной промышленности должна была быть фанерная стенка, раздвинулись сантиметров на десять. И застыли. Дальский увидел длинные пальцы, с вылезшими от напряжения из подушечек когтями.
Мамонт, посмотрев на когти, сообразил, в чём дело. Он захлопнул дверцы и отпрянул, потом рванул с шеи нательный крест, вытянул руку и принялся делать крестное знамение. Вместо молитвы побледневшие губы почему-то зашептали «Марсельезу», но Дальский не обратил на это внимания. Он осторожно открыл шифоньер и заглянул вовнутрь – наваждение исчезло, одежда вернулась на место. Однако глубокие борозды к его не менее глубокому возмущению, остались украшением на задней стенке раритетного бабушкиного шифоньера.
Размышляя о природе феномена, Дальский решил, что видно в нём после пережитого в лесу потрясения, открылись паранормальные способности. Этот вариант он принял безоговорочно, потому, как альтернативой был старый добрый сдвиг по фазе. Но, всё же опасаясь за душевное спокойствие, восстановленное с таким трудом, решил, что в одиночестве сейчас оставаться не стоит. Он вышел из квартиры и отправился на собрание Объединения Поэтов Алтая, президентом которого являлся.
Сами поэты называли свою организацию весело – ОПА, но в народе к аббревиатуре обычно добавляли букву «Ж», намекая на отчаянное финансовое положение объединения. Дабы не обижать президиум ОПА, литеру «Ж» в разговорах с ними позиционировали, как «Живое», улыбаясь такому объяснению.