Однажды он прислал мне записку, в которой миллиметровыми буковками было написано: «Я буду с тобой дружить после того, как сдам на первый разряд по лыжам. В.»
Пока я читала, меня, о горе, вызвали к доске. Я вышла, повернулась, увидела покрасневшего до стадии переспелого томата и залезающего под парту Владика и молча вылетела в коридор. Так в моем дневнике появилась первая «двойка».
Это было уже чересчур, я психанула, подскочила к нему на перемене и громко заявила, что в деревне у меня есть друг и после школы я выйду за него замуж.
Наверное, я несколько переборщила, но это сработало.
Одноклассницы посмотрели на меня с любопытством, а Владик страшно обрадовался, что ему не придется со мной дружить.
Я наконец сообщила ему, что мой подарок был благодарностью за хомячка, и я не хотела, чтоб так вышло, а он ответил, что его хомячиха вывела еще детенышей, и он мне может подарить другого хомячка, если я уговорю родителей.
На всякий случай я поинтересовалась у мамы и папы на этот счет, но они были непреклонны.
Мы с Владиком еще несколько лет регулярно интересовались Яшкиной судьбой, на что получали неизменный ответ: «жив, здоров, передает привет», пока однажды Владик мне не поведал, что у него не то что Яшкины дети, но и внуки уже почили с миром, потому что хомячий век короткий, и наш пушистый друг никак не может быть «жив, здоров», и уж тем более передавать нам привет.
Помню, как мы сидели на лавочке у моего подъезда и гадали о его судьбе. Была весна, воробьи звонко чирикали и купались в лужах, мы заканчивали школу и верили, что Яшка прожил счастливую по хомячьим меркам жизнь и не держал на нас обиды.
А конфеты Владик больше не ест, совсем-совсем.
Арнольд Петрович Бабаянц проснулся от громкой музыки и хохота, доносившихся со двора. Было три часа ночи. Его половина Роза Витальевна мирно посапывала рядом. «Вот же толстокожая, хоть из пушек стреляй – ничего не услышит», – с завистью подумал Бабаянц, и попытался заснуть. Но новый взрыв хохота буквально подкинул его с постели.
Арнольд Петрович посмотрел вниз со своего пятого этажа. Там, в детской песочнице, в лунном свете он разглядел компанию веселящейся молодежи.
Дрожащий от негодования Арнольд Петрович набрал «ноль два»:
– Але, милиция? У нас тут во дворе подростки шумят, спать не дают! Примите, пожалуйста, меры!