Тишина в полумраке комнаты была разорвана резким, но умеренно громким, тройным стуком в дверь.
«Наконец-то! – в сердцах заликовал Барни и стал прислушиваться, с нетерпением ожидая скрежещущего звука в замочной скважине. Но кроме повторной череды стуков, ожидаемого – не последовало. «Чертов лакей! Надо было в тот раз дать ему на чай!»
Когда небесное светило все выше и выше поднималось над линией горизонта, солнечные лучи мало-помалу озаряли комнату Барни и все ближе подбирались к его неподвижному телу.
Каково же было его удивление, когда лучи уже яркого полуденного солнца, блуждая по его массивному торсу, практически не причиняли ученому, характерного в его ситуации, жжения, скорее, оно походило на легкое покалывание, которое время от времени казалось даже приятным.
«Значит, вакцина все-таки что-то да сделала, но что именно?» – задавался мучительным вопросом Барни. Острая колючая боль пронзила его мозг, словно острое копье неандертальца, брошенное в древнего мамонта. В то же мгновение Барни потерял сознание.
Сознание к Барни вернулось только к вечеру. Придя в себя, он заметил, что за окном уже стемнело. На самом деле еще было не так поздно, но собирающиеся грозовые облака заслонили собой заходящее солнце. Урчащие звуки, доносившиеся из объемного желудка ученого, возвещали о возрастающем чувстве голода.
«Неужели весь день никто даже не удосужился проверить номер и постояльца? – в уме спрашивал себя Твил. – Надо было быть полюбезней с персоналом. Даже горничная не пришла. Наверное, Питер сказал, что я слишком нервный, и что будет лучше, лишний раз меня не беспокоить. Я сам виноват! Я в своей жизни совершал слишком много ошибок, но эта, наверное, оказалась самая глупая», – в заключении признался сам себе Барни.
Ощущение, словно гигантская оса каменноугольного периода, палеозойской эры, ужалила изнутри в область солнечного сплетения, пришло также неожиданно, как и появившаяся в следующую секунду, красноватого оттенка, полосатая конечность. Зеброобразный придаток, как хвост извивающейся змеи, хлыстал по стенам и окружающей дорогостоящей утвари. Те места, куда попадали хлесткие удары, светящегося красноватым неоном, изворачивающегося придатка, оставались глубокие трещины, ребристые выемки, а в некоторых местах и вовсе разломанные куски мебели из редких пород деревьев.