– Возьми меня с собой…
– А Сережка? – попыталась защититься она. – По-твоему, он один должен сидеть?
Данил умоляюще заглядывал снизу ей в глаза:
– Он поиграет с приставкой. Она хорошо работает! Ему не будет скучно.
– Вот и ты поиграй…
– Я не люблю. У меня не получается.
– Как раз и научишься…
– Зачем?
«Действительно, – согласилась Даша. – У меня ведь тоже это не получается, но я и не собираюсь учиться».
Не позволяя себе окончательно размякнуть, она сердито спросила:
– Даня, почему ты все время сидишь на полу?
– А нельзя? – растерялся он.
– Да можно! Только… Тебе не холодно?
Мотнув головой, он широко улыбнулся, и в глубине слева сверкнула золотая коронка.
«Я ничегошеньки о нем не знаю, – уже без прежней паники подумала Даша. – Может, ему зубы надо лечить или чего-то нельзя есть… Кормлю его, как Сережку».
– Я боюсь вставать, – тихо признался Данил, отведя глаза. – Когда я стою, все кажется таким странным…
«Потому что ребенок смотрит на все снизу, – догадалась Даша. – Он считает естественным такой взгляд».
– Индейцы всегда сидят на земле, – добавил он.
– Как же ты собираешься идти со мной? – Она решила его развеселить. – На четвереньках?
Он громко расхохотался, спугнув кота, и умоляюще заглянул Даше в лицо. Не удержавшись, она погладила его по голове, потеребив щепотью постаревшие волосы. За эти полмесяца странности Данила совсем перестали ее пугать, и Даша уже не находила ненормальным то, что разговаривает, как с сыном, с человеком, который лет на десять ее старше.
– Я встану, – пообещал Данил, но не сдвинулся с места.
Рыжий опять бесстыдно развалился у него между ногами, устроив на большом колене вытянутую несимметричную морду. Подавив вздох, Даша без особого желания сообщила:
– Я иду в кафе. По четвергам там собираются поэты. Ты любишь стихи?
Когда его лицо вот так болезненно напрягалось, у Данила становился настолько несчастный вид, что Даша была готова за него ответить на все вопросы. Но она держала свое сострадание под контролем, полагая, что необходимо приучать его к мысли, что надо взрослеть. Правда, иногда она с недоумением спрашивала себя: «А зачем? Он такой хороший…» Потом принималась себе же яростно доказывать, что это просто необходимо, и все. Без объяснений.
– Я не знаю стихов, – наконец признался он и покраснел до того, что даже глаза заслезились.