Кристина подняла онемевшую руку, в воздухе нарисовала вокруг лампы ободок, представив, что подобный предмет смотрелся бы совсем неплохо на потолке, если предварительно окрасить его, скажем, в серебряный цвет или бронзу. Затем поднесла кисть к лицу и лизнула палец, на котором, совсем случайно, при мысленных зарисовках круга, обнаружила какое-то непонятное пятно. Вкусно или не вкусно – ничего нет, нет ощущений. Может, она и не облизывала его вовсе, может быть, он попал не в рот, а в подбородок или ещё куда. Что же ты опять несёшь, дорогуша? Если нет вкуса, значит, должен быть запах. Точно!
Девушка повторила опоясывающие светильник движения, чтобы не забыть столь привлекательную идею, и приблизила пальцы к носу. На этот раз результат был, как и то, что пятен на руке оказалось значительно больше. Пахло неприятным, и все пальцы были измазаны чёрным кремом. Тина оглядела кисть: ничего такого, что могло бы удивить, просто краска, скорее всего, гуашевая. Наверное, кто-то принёс её и разлил. И как же, всё-таки, забавно разговаривать с самой собой!
Крис соединила руки, придав кистям форму трубы, и посмотрела на лампу, потом на стену, на полку с обувью, где лежали любимые сапоги, на молчаливого мужа, который и не собирался с ней разговаривать, на противную лужу, в которой ей приходится морозить зад. Малосимпатичный запах ударил в нос – видимо душа заполняла каждую клеточку тела, и теперь как раз дошла очередь до лица, потому что в следующую секунду дьявольски заныла кожа вокруг рта и глаз. Воспаляя внутреннюю боль, по рукам «побежали кусачие муравьишки», устремляя клыкастые пасти выше к плечам и шее. Внезапно, в холодных ватных ногах раздался взрыв, обратив языки пламени вниз к обнажённым стопам, и в животе лопнул пузырь с ядом, обжигая внутренности тупой досадой.
Женщина попыталась наклониться, чтобы встать, от чего последовала ещё более жестокая вспышка боли в спине, заставляя тело принять изначальную форму. Внутри, с головы до ног пролилась горячая река, словно треснула пробка, до момента сдерживающая поток образовавшегося несчастья. И в эти самые коварные минуты никто не хочет поддержать её, никто не собирается протянуть ей руку помощи. Никто из присутствующих: ни лампа, ни полка, ни надоедливая лужа, на которую девушка ещё найдёт управу. Никто, даже муж не может ей помочь.