Мне снился странный сон – не совсем ужасный, но достаточно плохой, чтобы назвать его кошмаром.
Меня задержали на пропускном пункте, я стояла на дорожке со множеством других женщин. Я пыталась понять, что происходит. У меня были мысли о том, что я потерялась, ведь я помнила все те истории о неожиданных нападениях, вынуждавших людей бежать – некоторых с узлами, а некоторых с пустыми руками и даже без семьи.
И теперь вот уже около часа я снова пытаюсь заснуть.
Кричат петухи.
Кажется, в этом месте отражаются звуки. Я могу слышать шаги и скрип пола. Я могу слышать, как шумит какое-то животное, но я не могу понять, какое, может быть, обезьяна.
Я пробую подольше полежать с закрытыми глазами.
Сегодня воскресенье, и до окончания молитв почти ничего не происходит.
Я только что вернулась с прогулки. После завтрака я решила потратить немного времени на то, чтобы посмотреть, где нахожусь. Мне сказали, что этот район безопасен.
Я сняла солнечные очки, как только вышла. Хотя солнце было слепящим, я чувствовала, что будет безопасней, если люди будут видеть мои глаза. Они смогут понять, что я не являюсь угрозой.
Когда повстанцы уходят пешком, они иногда берут заложников просто для того, чтобы те помогали им нести украденное.
Кроме того, я не хотела демонстрировать что-либо ценное не потому, что боялась кражи, а потому, что чувствовала, что это будет неправильно. Я шла среди людей, которые жили на гроши.
Очень скоро мои ступни и брюки покрылись красной пылью.
Один из охранников УВКБ, уроженец Сьерра-Леоне по имени Уильям, спросил, может ли он показать мне район (армейские казармы и больницу). Я сразу же согласилась.
Мы пошли вверх по дороге и наткнулись на Джорджа.
Больше года Джордж работал в УВКБ, занимаясь готовкой завтраков и обедов. Это хорошая работа, но она не обеспечивала достаточно денег для того, чтобы содержать себя, не говоря уже о его семье.
Но он не жаловался. Единственное, о чем говорили эти мужчины, – о том, каким красивым было когда-то это место. Некогда все люди хорошо относились ко всем. Теперь все страдают. Они надеются, что однажды жизнь здесь снова будет хорошей, но трудно сохранять надежду или веру, что она на самом деле когда-нибудь улучшится.
Я спросила Джорджа о его семье. Он сказал, что его мать только что вернулась из лагеря для беженцев в Гвинее. Я спросила, все ли у нее хорошо. Он ответил, что сейчас лучше, но она до сих пор простужена, потому что там, где она сейчас живет, ей приходится спать на полу.