— Как вы можете, так говорить? — всхлипнула она и в тишине, что установилась после того, как она уронила кубок, голос ее прозвучал отчетливо, на весь зал. — Как можно сказать такое о… детях?!
— Я…
Эрхель Бран впервые в жизни растерялся, не зная что сказать. На них смотрели со всех сторон. При этом Эльхена даже не соврала! Он действительно высказался и не слишком красиво, но она все перевернула в мгновение и при этом притянув к себе внимание и симпатии толпы. Даже еще не разобравшись в чем дело, из ее фразы, все сделали вывод и не лицеприятный для него! Еще и на праздновании посвященном ребенку!
К госпоже уже спешили утешители, а он стоял, скрипя от злости зубами и ничего не мог поделать. Пробормотав невнятные извинения, ему ничего не оставалось, как покинуть празднество. Эльхена тоже не задержалась, она была расстроена, да и платье ее было испорченно. Ее вызвались проводить несколько человек, она не отказалась от помощи. Хотя она и не плакала вовсе, но платочек из рук не выпускала. Хозяева празднования очень тепло с ней распрощались. А провожающие, вернувшись в зал, тут же новость сообщили — у экипажа госпожу ждал Мальк, личный слуга почившего короля.
— Что случилось, госпожа? — Серион встревожился увидев Эльхену, ведь она не должна была вернуться так рано, даже необходимый минимум времени проведя на праздновании.
— Все хорошо, — улыбнулась ему женщина.
Сменив платье, она стала расспрашивать Сериона об обстоятельствах связывающих Брана и новорождённого. Монах сообщил ей, что мальчик, как она верно предположила, кое в чем ущемил его положение, получив титул по праву рождения, на который зарился Эрхель. Это все, что успел сказать монах. Неожиданно явившись их беседу прервал генерал Адриан.
Эльхена даже переспросила слугу, верно ли она поняла кто пришел к ней и просит принять. Серион был изумлен не меньше ее. Раздумывала женщина недолго. Ее взгляд упал на белый платочек, что она положила на столик и забыла, когда вернулась.
— Впустите его, — велела она.
Адриан вошел, Эльхена сидела освещенная светом падающим преимущественно из камина, рядом с ней стоял монах. Выглядела она немного расстроенной, теребя платочек, пока мужчина что-то негромко ей говорил. Уже не изысканная и блестящая, а совсем наоборот — по-домашнему уютная, но не менее красивая от этого.