Но после этой фразы за дверью наступает тишина. Я терпеливо жду несколько секунд, после чего звоню снова и требую громче:
– Анатолий Степанович, пожалуйста, откройте, нам нужно поговорить!
Через несколько минут мужчина предстаёт передо мной в домашней одежде. Сухонький, скукоженый. Я всё ещё помню, как он слёзно умолял взять его на операцию. Как заверял, что трезво оценивает все риски, а его зрение и так настолько низкое, что он всё равно и так слеп и даже при неблагоприятном исходе ничего не потеряет.
– Зачем вы пришли, Есения Борисовна? – спрашивает Самохин, дрожащим голосом.
В этот момент за его спиной раздаются тяжелые шаги. Дверь раскрывается шире, и я вижу дородную жену пациента. Женщина впивается в меня высокомерным взглядом.
– Ах, это вы пришли, – причмокивает она пухлыми губами, – ну так нечего обивать наши пороги. Совершили ошибку – платите. Мы, знаете ли, в отличие от такой фифы, как вы, люди простые и бедные. А мой муж ещё и слепой теперь из-за вас.
Сжимаю зубы, остро ощущая несправедливость упрека.
– И сколько же вы хотите? – срывается с губ вопрос.
И снова в её глазах ликование.
– А это уж как покажет комиссия.
Внутри рождается злость. Обида. Ведь я искренне хотела помочь. Работа в государственной клинике не приносит мне большого дохода, но я всегда считала, что это мой вклад в помощь больным, поэтому отдавала любимому делу всю себя. А теперь мне в лицо просто выплеснули помои за годы учебы в университете, корпение над книгами, многолетнюю практику.
Вышла из подъезда, ощущая, как пот струится по позвоночнику после тяжелого разговора. Как хочется после него вымыться.
Итого что я имею? Риск привлечения к уголовной ответственности. Мужа, который, скорее всего, подставил меня через любовницу, чтобы потом «спасти». Ассистентку, которая ударила в спину и продолжает проворачивать нож в ране. Карьеру, висящую на волоске.
За-ши-би-сь.
С горящим от страха лицом и гулко бьющимся сердцем спускаюсь вниз. Возвращаюсь в свой автомобиль с полнейшим пониманием того, что мой научный руководитель был прав. Нужно принимать меры. Только какие? Что я могу?
Сжав руками кожаный ободок, утыкаюсь лбом в руль. Кажется, мне снова нужен дельный совет. Или даже содействие. Но на этот раз Соболевский вряд ли сможет выручить.
Взваливать свои проблемы на плечи отца не хочу. Да и чем он сейчас мне поможет? Только переживать буду за его здоровье.