перед девушкой-христианкой, —
как если бы каждая прядь моих волос
была завязана узелком твоего пояса.
Долго ли еще мне искать путь Единства?
Доколе Единый будет опозорен троичностью?
Как возможно во всеуслышание называть Бога —
Абсолют, Единственного – такими именами, как Отец, Сын и Дух Святой?»
Она раскрыла свои сахарные губы, перед которыми сам сахар умалён, и молвила:
«Когда б Единства тайны ты осознавал, ты б никогда меня «неверной» не назвал.
Лучезарный лик Извечной Красоты отбросил свет в три разных зеркала.
Шелк не становится троичен видом, хоть и зовут его парнийан, харир или паранд»[44].
Увлекшись этой перепалкой, я вдруг услышал,
как вызванивают церковные колокола:
«Есть лишь один.
Ничего больше и нет, кроме Него.
Он – один.
Нет бога, кроме Него, сущего».