— Неплохо, неплохо, эту малолетку давно следовало проучить. Давно это было?
— Пару недель назад. Вас в тот вечер не было, — точно, хату смотрел как раз. — Решил не беспокоить.
— Понял. Тебе надо, походу, премию выписать.
— Да я не откажусь, — его лицо, как обычно, весьма серьезное.
— Как вообще жена относится к твоей работе здесь?
Он даже опешил от такого вопроса, да я и сам не понял, почему его задал. А если и понял, то лучше не буду даже развивать эту мысль, лучше дождусь, когда Степан придет в себя.
— Сложный вопрос?
— Я работаю здесь больше полугода, и, если честно, будь она против, ушел бы.
— Ого. Да ты у нас каблук?
— Нет, просто ценю мнение своей женщины. Мы с ней большой путь проделали, ребенка потеряли, теперь еще двух поднимаем. Ну, в общем вы и сами все это знаете.
— Но ведь твоей семье как-то нужно принять, что ты работаешь в борделе.
— Они принимают, а остальные думают, что я работаю в ночном клубе и в подробности не вдаются. Необязательно всем всегда говорить всю правду.
— Меньше знаешь, крепче спишь, да?
— Верно.
— Ладно, не буду тебя задерживать. Вызови мне такси, хотя… Меня заберут. Иди.
И словно по заказу уже звонит Миланика Раевская. И, наверное, к ее удивлению я беру трубку.
— О, Матвеюшка. Куда мы поедем?
— Приезжай, забирай меня, я в говно. К тебе поедем.
— Ко мне? — она словно теряется. — А других вариантов нет?
— Ты еще условия мне будешь ставить? Или стесняешься меня?
— Ну, что ты? Конечно, нет. Сейчас приеду. Ты у себя в клубе?
— Да. Жду, — отключаюсь и убираю телефон в карман. Поднимаюсь с кресла, бросая последний взгляд на зал, в котором полуголые девушки или танцуют на коленях мужиков, или на шесте.
Что скажет Лиза, если узнает, что я содержу подобное заведение? Примет ли правду, как жена Степана?
Выхожу на улицу, махнув охранникам и пожав руку нескольким новым гостям, с которыми меня еще Захар познакомил. Его уважали. Его боялись, а ко мне еще очень долго будут относиться с пренебрежением, потому что совсем недавно я сам был на месте вот этого Степана, разбирая за Захаром дерьмо.
На улице промозгло. Питер, мать его. Серые цвета в полном его разнообразии.
Опять дождь.
Это даже дождем назвать нельзя. Он словно не поливает тебя, а плюет прямо в лицо. В итоге все, кто берут с собой зонты, только носят их собой. Ведь никогда не ясно, с какой стороны прилетит плевок.