4. Глава 4.
Матвей
— Ну, что скажешь? – иду за Миланикой, смотря как она крошит мусор своими шпильками.
— Не знаю, Матвей, не знаю. Квартира, конечно, хорошая, большая. Но боюсь даже ремонт в ней не поможет продать ее за приличную сумму, — тормозит она у окна, что выходит во двор — колодец, каких здесь дофига и больше. Зачем-то вспоминаю, что совсем недавно видел пигалицу. Третий раз за неделю видел ее ряженой, как шлюшка. Она гордо садилась в машину к очередному хахалю. И чего морду воротит — непонятно. Непонятно, спит с ними или пока только почву готовит для будущей работы в рядах представительниц самой древней профессии.
— Матвей!
— А, че? Понял. А в чем проблема-то? Ты, вроде, как славишься тем, что и говно продать можешь, как брюлик, — хотя если уж честно, она больше славится богатой фантазией, как добыть у мужика сперму, а риелторство, скорее, хобби.
— Ну, — она подходит ближе, пальчиком по пуговицам рубашки проводит, цепляет одну и расстегивает, касаясь кожи.
Забавно, но это возбуждает меньше, чем то, как тогда смотрела на меня малышка Лиза. Сверху вниз огромными глазищами. — Понимаешь, тут дом-то старинный, но вид у него не ахти. Дверь в подъезд уже на соплях держится, да и лифт не работает, а уж о состоянии подъезда и говорить нечего.
Ее юркие пальчики уже на ремне, расстегивают, не встречая сопротивление. А я что, дебил, от секса с такой соской отказываться?
— В общем вложения ты считаешь не стоят того?
— Считаю, что поимеешь ты минимум. Так что лучше поимей меня, — она уже повернулась ко мне своей прокаченной задницей и выгнулась кошкой, я, недолго думая, чувствуя, как возбуждаюсь, поднимаю юбку выше, обнажая кружевные резинки чулков и полное отсутствие белья.
— Ты, я смотрю, хорошо готовилась к нашей встрече. Да и назначила ее на позднее время.
— Ты же знаешь, как я люблю наши встречи!
— Так пизда чешется, что готова трахаться на грязной шконке посреди строительного мусора, — кидаю ее на матрас, а она смеется и снимает с себя с себя рубашку, открывая глазу идеально сделанные сиськи. Сдергиваю с себя свою рубашку, вешая на открытую створку окна.
— И мою повесь, будь так добр.
— О, сучка, я ведь знаю, что ты терпеть не можешь, когда я добрый, — хватаю рубашку, а Миланику к матрасу за шею прижимаю. Она, как по команде, ноги раздвигает, чуть поднимается на локтях и шепчет на ухо, вылизывая его.