— Отпусти меня, — завопила я.
Тут же ладони разжались, а огромные ручищи Артур развел в стороны и даже сделал шаг назад.
— Маленькая, а шумная, — неодобрительно покачал он головой.
Его глаза сверкнули, а Артур снова покосился на мои бутерброды и азартно предложил:
— Наперегонки? Кто первый, тот и сытый?
И дернулся к столу. Я за ним, перехватывая на лету его руку с уже зажатым в ней бутербродом.
Не выдержала, протянула руку, схватила пальцами его губы и выпалила:
— Закрой рот с той стороны!
Артур смешно захлопал глазами, не делая попыток вырваться или избавиться от моей руки. Но глаза его смеялись.
Мы так и стояли: он, хлопающий длинными ресницами и сделавший губы «уточкой», и я, закрывающая ему рот и со всей силы сжимающая его запястье. Увы, длины пальцев не хватало, чтобы обхватить его полностью.
— Положи бутерброд на место, и никто не пострадает, — потребовала я.
Физкультурник на мгновение прикрыл глаз и медленно положил бутерброд на тарелку. Я же отдернула руки так, словно его кожа раскалилась добела и обжигала.
Сделала шаг назад, подвинула к себе завтрак и заметила, как дрожат его плечи.
— Тебе плохо? — почему-то испугалась я.
Ну, может, у него судороги от голода?
— Да. Вот здесь горит.
Физкультурник нагло схватил мою ладонь и положил себе на грудь.
— Горит? — переспросила я.
— Пылает!
— Это изжога, — уверенно решила я. — Так бывает, когда воруешь чужое.
Я снова одернула руку и покосилась на бутерброды. Аппетит пропал, но отдавать свой завтрак нахалу не было никакого желания.
— Бессердечная ты, Малинка, — припечатал меня Артур. — Я, может, расстроен и есть хочу.
— Чем ты с утра расстроен? — не поверила я, — тем, что вокруг полно еды, но вся чужая?
— Язва в очках, — закатил глаза Артур.
— Физкультурник и обжора!
— Малинка, хочешь, я тебя ругаться научу? — радостно предложил Артур, — или целоваться? Ты целоваться умеешь? А парень у тебя есть?
— Есть! — рявкнула я, поправляя очки на носу, подумала и добавила, — два!
— Приехали сандали к Мите… Заучка, куда тебе два-то? Захапала сразу двоих и рада. А там, может, какая-нибудь Маша в одиночестве вечера коротает, пока у тебя двое. Жадина.
Я открыла рот. Закрыла и почувствовала, как запылали мои щеки.
— Ужас. Я думал, ты приличная девушка, ухаживать хотел, а у тебя двое, — продолжал бурчать Арт.