Никита
Я видел, что Тёмыч вне себя от злости. Ревновал. А мне было по барабану. Я долго не увижу свою любимую девчонку и впервые не намеревался сопротивляться своим чувствам, тем более видел, как Артём вышел из комнаты вдвоём с Риткой — лучшей Олиной подругой. Хорошо, что Лёлька не видела этого — всхлипывала у меня на плече. А мне было приятно. Эгоистично хотелось, чтобы она продолжала оплакивать нашу разлуку.
— Я, наверное, глупая, — она подняла заплаканное лицо — глаза красные, опухшие, тушь чёрными кляксами.
— Наверное, — наклонился к ней, легко проведя губами по ее виску. Пушок волос приятно щекотнул. — Все веселятся, а ты ревешь белугой. Пойдём, я тебя умою.
Она кивнула, начала выбираться из-за стола, все так же вцепившись в мою руку.
Видит бог, я не собирался ничего делать — хотел только помочь девчонке, утереть ее слезы, но едва мы остались в ограниченном пространстве ванной комнаты, барьеры рухнули.
Мы задыхались от страсти, мгновенно обуявшей нас. В глазах Лёльки я читал непонимание, тоску, ещё что-то, что боялся знать. Она не моя.
Ладони девушки легко скользнули вверх, обхватывая меня за шею.
— Никита... — я услышал своё имя, упавшее с ее губ, и мгновенно поймал его вместе с солеными каплями, катившимися по ее лицу. Целовал ее щеки, колко и быстро, словно боясь не успеть, упустить это «своё».
Она приподнялась на цыпочки, подставляя для поцелуя губы.
— Целуй меня, — пробормотала, и я не смог больше сопротивляться.
Мы слились в одно целое, языки яростно сражались, пальцы цеплялись, путались в одежде. Внизу все бунтовало. Я не имел понятия как, но хотел быть внутри. Хотел, чтобы мы были едины. Ладошка Оли скользнула под ремень моих брюк, и это мгновенно отрезвило меня. Что я делаю? Я не имею права это делать. Не сейчас. Ей только шестнадцать, а я здоровый бугай с торчащим, как кол, стояком. Все должно было быть не здесь и не так. Да и вообще не должно случиться.
Перехватив ее руки, я заглянул девушке в глаза:
— Остановись, — я не узнавал своего голоса. Глухой, как у графа Монте-Криста из подземелья. — Мы не должны это делать. — Дымка в Олькиных глазах начала рассеиваться. Она всхлипнула, прижала ладонь к губам. — Давай сделаем то, зачем пришли сюда.
Ох, как же тяжело было оттолкнуть ее от себя. Между ног продолжал бунтовать перевозбужденный орган, требовавший логического завершения ситуации. Хотя, насколько я уже знал, в нем и не могло быть никакой разумной мысли.