Вот и теперь ему вдруг стало весело и
он решил подшутить на Устиновым.
- Ф-ф-ф-у, млять! Чуть пасту не
выдавил, - просипел Славик, опасливо оборачиваясь. – Если б я имел
коня, это был бы номер. Если б конь имел меня, я б, наверно,
помер.
- Хе-хе-хе! – захекал, смеясь,
Санька. – Ссыкотно?
- Э-э-э… И далеко так ты можешь
переместиться?
- Да, куда угодно. Жаль здесь, в этом
мире, магии нет. Там бы я и тебя смог бы перенести, да и не только
тебя. Я целые обозы переносил. Кикиморок-воительниц своих. Эх! Были
дела!
Санька поставил чурку, взял фляжку,
покачал её, открутил пробку и зачем-то заглянул в горлышко.
- Хороший коньяк, - снова сказал
Санька, и плеснул из фляжки в стакан, заполнив его на треть.
Посмотрел грустно в стакан. Выпил.
- Ты не сопьёшься тут? – озабочено
спросил Устинов.
- Хреново мне, Славян.
Саньку, и вправду, вдруг
замутило.
- Охренеть! Давно я так не напивался,
- успел он подумать и вырубился.
* * *
Проснулся Санька от головной боли. Он
лежал в на набитом свежей травой тюфяке, на лежанке в избушке. Было
темно. Перед собой он нащупал деревянную стену. Перевернувшись на
правый бок, увидел за окном качающиеся ветви липы с листьями,
блестящими в свете луны. Головная боль была для него так же
непривычна, как и опьянение.
- Что со мной твориться? – с всё
нарастающим чувством тревоги подумал он. – Что со мной
происходит?
Саньку окутала волна паники.
- Паническая атака, - подумал он.
Сердце у Саньки заколотилось, к горлу
подкатил комок тошноты.
- Не хватало ещё обблеваться, -
подумал он, сглатывая горьковатую слюну, с трудом подавляя рвоту. –
С младенческих лет, хе-хе, не сблёвывал.
Санька сконцентрировал внимание не на
себе любимом и своих ощущениях, а на ментальном теле и перешёл в
ноосферу. Тут было хорошо и он перетянул себя полностью в тонкий
мир. Когда он это делал, а потом возвращался в материальный мир,
тело его обновлялось, словно заново собираясь из мельчайших частиц.
Наверное, это так и было. Ведь куда-то же девалась его материя, а
потом проявлялась, как на объемном принтере. Вернее, сначала
появлялось что-то типа голограммы, а потом, как по матрице,
восстанавливалось тело. Так было раньше, давно-давно, когда он
только учился переворачиваться. Тогда его тело оставалось, там, где
он «переворачивался» в тонкий мир, и лишь потом тело проявлялось
там, где он хотел «высадиться». В последствии он научился
«расстворяться» в ноосфере вместе с телом, и легко это сделал
теперь.