— Здравствуй, больной придурок, — прикусила язык и выдавила колкость, что занозой сидела на кончике языка.
— Хм… Не вежливо.
— Ты сам не говоришь мне своего имени, поэтому буду называть, как угодно.
— Мишель, у тебя очень красивый голос.
— Спасибо, конечно. Но я не понимаю, зачем вы мне позвонили? — я осушила бокал залпом, облизала пересохшие губы и откинулась на спинку кресла, пытаясь собрать все мысли в кучу. — Вы считаете возможным учить меня жизни, требовать номер телефона, но при этом упорно не называете своего имени. Разве после этого Вы не больной придурок?
— Мишель, — голос его стал мягче, чуть зазвенел от сдерживаемого смеха, — а я не ошибся. Вы очень забавная. Предлагаю перейти на «ты».
— С чего бы это?
— А кто нам запретит?
— А вам всегда нужны запреты, да?
— А как же, — щелкнул затвор зажигалки, и я услышала глубокий вдох, а в носу защипало от надуманной дымной горечи. Черт! Я будто рядом с ним находилась. — Человеку всегда нужны запреты, Мишель. Не убей, не укради… Это ограждения, за которые запрещено выходить. А в остальном мы совершенно свободные люди.
— Глупости вся эта ваша свобода. Я не знаю ни одного поистине свободного человека! Все в оковах обещаний, предрассудков, ипотеки, родительства, долговых обязательств. Поэтому мне всё равно на то, что ты мне втюхиваешь про свободу. Сказочник ты, а не Ментор.
— Да, ты права, — он снова затянулся, шумно выдохнул и замолчал. — Свобода, Мишель, это способность дать себе возможность заниматься тем, чем хочешь: любить, ненавидеть, рыдать, заниматься сексом, совершать глупости и мечтать. Вот это свобода, Мишель. Когда ты не дрожишь под прессом своего разума, что забит шаблонами, навязанными социумом, а когда летишь навстречу будущему. Не потому, что ты должен жить ещё двенадцать лет, чтобы твоему ребёнку не пришлось гасить за тебя ипотеку, а потому что зверски интересно, что там… впереди.
— И что же там? — почему-то вырвалось у меня, хотя ещё мгновение назад я планировала послать его и трубку бросить.
— А там все, чего ты можешь захотеть. Чего можешь захотеть ты, Мишель?
— Я хочу есть, пить, спать и …реветь…
— Из всего перечисленного я верю только в то, что ты хочешь плакать, — тихо-тихо прошептал Ментор, звякнули кубики льда в его бокале, скрипнула кожаная обивка дивана, он облизал губы, улыбнулся… Черт! Я в своей темной квартире, говорю по телефону с незнакомцем, но словно рядом с ним нахожусь. Ощущаю его, по малейшему звуку понимаю, что он делает… Идиотизм… — Готов поспорить, что не плакала ты уже лет сто, Мишель. А так хочется… Нослез нет и нет… почему, как думаешь?