Про меня забыли. Потом вспомнили.
Компьютерного превращения меня в Завацкую, вероятнее всего, не случилось, потому что Керакасян турнула прочь подмогу и визгливо спросила:
– Что вам?
Необходимую мне справку она с отвращением выписала. Не поинтересовавшись, разумеется, никакими медицинскими параметрами моего организма. Но я тем не менее вытащила из файлика бланк ультразвукового исследования некоторых моих внутренностей и сказала:
– Тут написано – консультация терапевта. Не могли бы вы…
– Нет! – отрезала Керакасян. Она ткнула богато изукрашенным перстнями пальцем в настенные часы и продолжила: – Вас должен консультировать районный терапевт. Вы что? Не соображаете? Я до одиннадцати не Керакосян! Ступайте к терминалу! Возьмите новый талон! К Керакасян! Тогда я отвечу на эти ваши вопросы про ваши эти УЗИ!
– Я не хочу больше никуда ступать! Я буду сидеть здесь до полуночи! – возразила я.
– Зачем? – удивилась Степанченко-Керакасян.
– В полночь карета превратится в тыкву! А кучер в крысу, что ли! С детства мечтаю на это посмотреть! – заорала я. Развернулась и ушла. Меня потрясывало от странного, приправленного яростью, хихиканья.
На больничном крылечке я задержалась.
Хилый столичный июнь влачил жалкое существование. Но был по-своему прелестен. Солнце смущалось за облаками. С тополей летели ватные клочья. Пахло немного токсичным резиновым покрытием ближайшей детской площадки. И я подумала: было бы здорово, если бы из-за палевого угла районной поликлиники показался древний римлянин Публий Овидий Назон. Он бы присел на ветхие качели, недоуменно повёл породистым горбатым носом, сдвинул чуть набок лавровый венок. И, покачивая тощей благородной ногой в аутентичной сандальке, принялся бы сочинять очередную книгу своих "Метаморфоз". Он бы размышлял, к примеру, о Пираме и Фисбе; а в распахнутом окне поликлиники маячила бы врачиха Керакасян, немо укоряя поэта: "А я? Как же я, Публий? Обратите внимание и на меня, Публий! Увековечьте и меня, Публий!"
И Овидий, сдув с губы тополиную вату, вдруг подумал бы: "Блин! А ведь сюжет! Пусть в веках состоится и Золушка Керакасян, волею случая обратившаяся в Степанченко!
Tempus edax rerum*, блин!"
*Всепожирающее время
Овидий, "Метаморфозы"
Текст основан на реальных событиях.