— А войсковой доктор неделю запрещал рану мочить, — доверчиво протягивая ему руки, заметила Саша.
Будь она барышней трепетной и нежной, такие разговоры вогнали бы ее в краску. Но она выросла среди прямолинейных вояк и способность к смущению утратила еще в детстве.
Лекарь поднял ее, скривился и процедил сквозь зубы:
— Чертова спина.
— Что же вы сами себя не вылечите?
— От старости, душа моя, нет лекарств, — ответил он, подхватил ее поудобнее и перенес в смежную комнатку.
— А у канцлера есть лекарство от старости, — возразила Саша, осторожно вставая на ноги.
— И не прыгай мне тут, а то швы разойдутся, — предупредил лекарь и оставил ее одну.
В мутное зеркало Саша попыталась увидеть свой шрам, но она вся оказалась обмотана повязками, пропитанными какой-то зеленой дрянью.
Никогда Саша не верила травникам и знахарям, а тут никакого протеста не рождалось в ее душе, да и вообще она чувствовала себя так, будто попала в гости к старому волшебнику.
Потом она действительно сидела в дубовой бочке, наполненной теплой, неуловимо пахнущей крапивой и березой водой.
— Чувствую себя пряником, который макнули в чай, — хихикнула Саша, когда лекарь, все так же морщась, отнес ее обратно в чисто перестеленную кровать. — А теперь мы будем меня вкусно кормить, да?
— Теперь будем, — согласился он и ушел. Саша вдохнула лавандовый запах подушек и подумала, что здесь куда лучше, чем у войскового доктора Петра Степановича, чьи тюфяки были набиты соломой.
Лекарь вернулся с тарелкой гречишной каши и воздушной пышкой, политой каплей вишневого варенья.
— Мамочки, — обрадовалась Саша, — будь вы на тридцать лет моложе, я бы вот прямо завтра замуж за вас прыгнула.
— Ни за что в жизни не женился бы я на наемном дуэлянте, — честно предупредил ее лекарь, — люди старались, собой жертвовали, чтобы ты на свет появилась, а ты этим даром разбрасываешься направо-налево.
— А что это вы мне тыкаете, — возмутилась Саша, немедленно свирепея, — мало того что лезете, куда вас никто не звал, так еще и без всякого пиетета! И пышку я вашу есть не буду, не хватало еще, чтобы вы потом меня своими нравоучениями совсем одолели. Если я начну слушать всякого, кто мимо проходил, то моя жизнь превратится в комедийное представление.
— Вот, значит, как, — засмеялся лекарь, — а кашу-то будешь?