Душман все еще молчал. Однако я заметил, как побелели костяшки
его пальцев, когда он стиснул кулаки.
— А еще знаю, что тринадцатого мая вы собираетесь напасть на
заставу.
Тут я попал в точку, ведь Мухтаар, внезапно вздрогнул и заглянул
мне в глаза.
— Да, знаю, — продолжил я. — Это тебя удивляет?
— Ты и твой народ умирать, безбожник, — показав большие,
кривоватые зубы и неприятно растягивая слова, проговорил
Мухтаар.
— Пока что «умирать» только твой народ, — я пожал плечами, —
«Джихад» ничего не поделать, да? Ну что ж, ты бы мог к ним
присоединиться и стать мучеником. Если бы у тебя хватило духу
принять смерть от моей руки. Однако ты не смог. И теперь в глазах
твоих людей ты останешься лишь трусом.
Мухтар хмыкнул, делая вид, что ему все равно. Однако я прочитал
в его глазах то, на что и рассчитывал. В них туманной дымкой
колебалось беспокойство.
— Твой отец и твои братья придут на Советскую землю в середине
мая, — продолжил я, — здесь их будут уже ждать шурави. И тогда
погибнут много моджахеддин. Много будут схвачены. А знаешь, что в
этот момент будешь делать ты?
— Шурави может говорить что хочет, — подался вперед Мухтаар.
— А ты будешь сидеть за решеткой и жалеть, что у тебя не хватило
духу умереть в нашем с тобой бою.
— У шурави в рот гнилой язык, — бросил Мухтаар уже
раздражительнее.
— И ты, сын лидера, будешь понимать, что твои люди отправились к
Аллаху… — невозмутимо продолжал я.
— Молчать… — Протянул сквозь зубы сын Юсуфзы.
— … А ты остался здесь из-за собственной трусости. Из-за того,
что не решился принять достойную смерть в бою. Все будут знать
Мухтаара, сына Захид-Хана Юсуфзы, как простого труса, что сидел в
застенках, пока его отец и братья гибли под Шамабадом.
— Молчать! — Крикнул Мухтаар и вскочил с лавки.
Я тоже резко поднялся. Алим подступил к нему на шаг.
Мухтаар глубоко дышал, скалился, словно зверь, и смотрел на
меня, не отрывая полных злобы глаз. Однако кинуться в драку явно
боялся. Слишком яркими были воспоминания о том, как я победил его
на берегу реки.
— Но ты еще жив, — продолжил я холодно, — жив, потому что в тебе
взыграл страх. А еще здравый смысл. Он же, этот здравый смысл,
может спасти твоих людей. И тогда ты уже не будешь трусом. Ты
будешь человеком, кто сохранил жизни своих моджахеддин. Не дал
потратить их просто так.