— Вдруг я буду сидеть в укрепе и ждать атаку бандитов, —
хрипловатым, каким-то низким голосом заговорил Вавилов, — а Амину,
в этот момент, где-то там будут убивать?
— Это ведь не все. Так? — повременив пару мгновений, спросил я,
— ты ведь поделился этим не просто так. У тебя ведь есть повод мне
все это рассказывать. Так?
— Да, — Клим кивнул. — Тебе я могу доверять. Даже… Хочу
доверять. Если бы не ты… Отца бы не на кого было бы обменять…
Он осекся. Сглотнул. Потом начал уже решительнее:
— Короче. Тогда, на берегу, Мухтаар рассказал мне, где именно я
смогу найти Амину, когда сделаю то, что они от меня требовали.
— Почему не доложил раньше, рядовой Вавилов? — Спросил Таран
холодно, — Почему утаил эти сведения?
— Виноват, товарищ старший лейтенант, — пролепетал Вавилов,
опустив голову, словно провинившийся школьник.
В канцелярии нас было лишь трое. Таран, сверливший Клима
взглядом, словно стараясь прожечь в его лице дырку, сидел за
столом. Мы с Климом стояли перед ним, посреди комнаты.
Когда мы говорили с Вавиловым во дворе заставы, он рассказал
мне, что очень жалеет о своем поступке. Жалеет, что не сообщил ни
Тарану, ни особистам о том, что ему известно, где должны были
держать Амину.
Сначала, когда после поимки Мухтаара, вскрылось, что бандиты
собираются напасть на Шамабад, Климу показалось, что теперь то, что
он знал, стало несущественным. Что он не в силах никак помочь
девушке, ведь и сам сознался офицерам, что его хотели подтолкнуть к
диверсии. А позже, когда многие заговорили, что никакого налета на
заставу не будет, он убедил себя, что даже расскажи он все кому-то
из офицеров, это уже ничего не изменит.
Чем больше носил Клим эти мысли в голове, тем сильнее его
съедали сомнения.
Когда же он не выдержал, то решил признаться мне. А потом
попросил, чтобы я помог ему всю эту информацию как-то представить
Тарану. Один к начальнику заставы он идти боялся. Конечно, я
согласился.
Почему не доложили раньше? — Оперев голову о руки и спрятав
половину лица за сомкнутыми пальцами, повторил начзаставы.
— Испугался, — выдохнул Клим. — Сначала решил, что уже нет
никакой ценности в этих сведениях. Раз уж я во всем и так
признался, то не придется мне… заставу поджигать. А потом вдруг
подумал: а вдруг душманы думают, что я не признавался? Вдруг
считают, что я им все еще должен? И… вдруг все же придут напасть на
заставу? Что тогда будет с Аминой?