И ты войдёшь в меня, весна,
грудь распоров лучом участья,
и я воспряну ото сна
и кровью напишу о счастье!
7
Мне впервые не нужно,
чтоб стихи меня в кровь измотали.
Так прощай же, оружье,
9 грамм голубого металла.
Признаю пораженье,
уходя молчаливой тропою,
только тихое жженье –
это праздник, который с тобою…
8
Чьей-то древнею рукой
ковш на небе вышит
и закинут далеко –
черпать души с крыши.
Спи, мой маленький, а то
выйдешь спозаранку –
обнаружишь на виске
маленькую ранку.
* * *
Весне на помощь – шаг ребристых шин,
дробящий лёд в кофейную порошу…
От февраля последние гроши
на чтение Рембо я уничтожу.
Сойду на нет. Закончусь в три листа.
Оплавлюсь солнцем бешеного марта,
и будет сон мне – выстрел у виска,
как экстремизм седеющего Сартра.
* * *
С небосвода конопатого,
как с кленового листа,
сорвалась – и снова падает
сумасшедшая звезда.
Облака её коверкают,
выплавляя света сок,
и летит она калекою –
всё стихами об висок.
* * *
До обугленного края
пляшет ручка вширь и вдоль –
прозе я не доверяю,
лишь в стихах правдива боль.
Лепет, шелест, шорох, шёпот,
звёзд безумных голоса –
есть мой самый верный опыт
глянуть истине в глаза.
* * *
Казанскому поэту Юрию Макарову
Из кореньев слов душистых
предложу настой.
Гость случайный, не ершись ты,
что настой простой.
Не отцеживай травинки,
пей стихи сполна,
их нельзя до половинки –
залпом и до дна!
* * *
За окном, до утра приуныв,
двор уляжется с нищим.
Замерцает фонарик луны –
что ты, Господи, ищешь?
Летом полночь совсем не видна –
бродит полуживая,
осушая поэта до дна
и бутыль разбивая.
* * *
Жизнь – застенчивый кузнечик,
разбегающийся в даль.
Прыгнет в небо человечек
и исчезнет навсегда.
Только клеверная стела
прорастёт в тени крыльца,
и останется от тела
золотистая пыльца.
ЛУНАТИК
Как на лампаду, на небо дохнёшь –
погасишь звёзды, отвернёшься к стенке,
и, сном полурасстрелянный, начнёшь
цедить глагол оспатой ассистентке.
Она тебе сквозь тюль засветит в глаз,
и ты, словечки нанизав на рёбра,
на ловкое циркачество горазд,
карнизом ржавым пятишься нетвёрдо.
О, Господи, ты только не буди,
когда я черепицу разминаю,
ходи со мной по этому пути,
пока не приключится жизнь иная.
Тогда кульбиты будут так лихи,
так искренне прочертится глиссада,
ведь падать – это как писать стихи:
ни притворяться, ни уметь – не надо.
ЧАСЫ
Не скрипнет засыпающий засов –
лишь маятник потрёпанных часов,