добр и горяч этот миф.
на великах до Кремля и обратно,
пока мама не видит вроде бы,
футбол во дворе, кино, пляж у Мемориала,
кафе «Сказка» и кинотеатр «Родина».
актовый зал КГУ, скелет белуги,
клятвы торжественной звуки,
в приветствии вскинуты руки
и алая петля на шее…
овощной на углу.
тёплый батон и ледяное молоко
из литровой стеклянной тары
в три часа ночи –
нет ничего вкуснее.
первая сигарета «БТ» – брат вернулся из армии,
а папа умер,
первая реклама, спирт в пакетиках,
сколько ещё в башке моей мумий?..
затылок прогрызают мыши,
прорываются в гущу набальзамированных событий…
мой дедушка ленин всё ещё дышит –
не хороните его, не хороните…
КАЗАНСКАЯ ТАБАЧКА
Идёшь после пьянки и грезишь деньгой,
по Тельмана прёшь на «табачку» –
а год непонятен, и город другой
измят на сиреневой пачке.
Здесь искрами пышет лихой Актаныш,
в ночах по звезде прожигая,
с джигитом базарит за трубами крыш
сестричка Юлдуз дорогая.
Нагорный проулок, как проповедь, свят,
но морок отечества тяжек,
вдыхается облака нежного яд
в три тысячи полных затяжек.
Грехи отпускает завод-монастырь,
согласно квартальному плану:
в цеху богомольном цигарку мастырь,
а я вот мастырить не стану!
Стреляя на голос по нескольку штук,
втяну никотиновый ладан,
и так раскалится янтарный мундштук,
что треснет губа стихопадом
и сплюнутся строчки; сюда забредя,
ругнусь недоверчиво матом,
для розжига веры лучину найдя –
Казанскую Божию Матерь.
И выбив опять сто костяшек из ста,
я там, где за куревом лазал,
в софийскую мушку распятья Христа
нацелюсь лазоревым глазом.
УЛИЦА ВОЛКОВА
Волчьей улицы дом, словно клык,
расшатался и стал кровоточить,
и к нему два таких же впритык
разболелись сегодняшней ночью.
Расскрипелись, как будто под снос,
и распухли щеками заборов,
и теперь только содою звёзд
полоскать их до утренних сборов.
Око волка – багровый фонарь,
хвост его выметает прохожих,
а Вторая Гора, как и встарь,
окончательно их обезножит.
Крыш прогнивших топорщится шерсть,
крылышкуя, смеётся кузнечик,
он на Волкова, дом 46
нашептал Велимиру словечек.
Бобэоби – другие стихи –
в горле улицы, в самом начале,
зазвучали, больнично тихи,
но на них санитары начхали.
Здесь трудов воробьиных не счесть:
по палатам душевноздоровых
птичью лирику щебетом несть,
пусть и небо на крепких засовах.
А над небом царит высота,
а с высот упадает в окошко
пустота, простота, красота,