Дверь в душевую резко распахивается, а я успеваю только прикрыться руками, насколько могу. В проеме стоит Кирилл и хмуро осматривает меня с головы до ног.
— Кто тебя ударил? — спрашивает тихо, но в его голосе есть что-то, что пугает и меня.
— Ни… никто, — всхлипнув, отвечаю я, а потом снова захожусь в истерике.
Он заходит в душ прямо в одежде и шлепанцах, хлопнув за собой дверью, а потом резко перехватывает меня за затылок и прижимает к себе. Его одежда намокает, но Кириллу, кажется, до этого совсем нет дела. Он так крепко обнимает меня, что я задыхаюсь. А я выливаю на него свои эмоции, которые во мне уже просто не помещаются.
Мы стоим так долгое время. Он не делает ничего, не пытается воспользоваться ситуацией, просто гладит меня по волосам и держит крепко, как будто я могу упасть и рассыпаться. И впервые за долгое время я наконец ощущаю себя в безопасности. Меня все еще трясет, я все еще плачу, но уже нет того дикого ужаса, чувства обреченности, которое накатывало на меня еще несколько минут назад. Сейчас мне кажется, что я становлюсь сильнее, что не настолько одинока и беззащитна, как думала раньше. Позволяю себе иллюзию, словно Кирилл мой парень и он защитит меня даже от моего собственного отца. Ну и пусть это неправда, пускай я занимаюсь самообманом! В данный момент мне так легче пережить свою личную трагедию.
— Кто это сделал? — спрашивает он, выключив воду. Я поднимаю голову, и Кирилл аккуратно проводит большим пальцем над моей разбитой губой. — Маш, кто это был?
Мне бы поправить его, сказать, чтобы называл меня Марьей, как все. Но почему-то не хочется. Еще немножко фантазии, совсем чуть-чуть сладкого обмана, и я снова надену на себя броню. А пока мне хочется отдать свою беззащитность и уязвимость в надежные руки, которые, — хочется верить, — могут бережно хранить все это.
— Отец, — отвечаю хриплым голосом.
— Где он сейчас? — я понимаю, что это спокойствие в его голосе притворное. Или я снова обманываю себя? В конце концов, какое ему дело до меня и моих проблем? В мире есть только один человек, который по-настоящему любит меня и желает мне счастья: моя мама. Все остальные проявляют лишь показное сочувствие.
— Не знаю, ушел.
— Может, тебе в больницу надо? Давай отвезу.
— Нет, все нормально будет.
— Маш…
— Мне нельзя в больницу. Маму не с кем оставить.