– Каждый по себе судит, – развела руками матушка. – Но все происходит не без причины.
– Доброго дня, матушка, – в церковь вошел и Григорий.
Та благодушно кивнула ему и ушла.
– Ты ее удивил.
– Мягко сказано, – мрачно проговорил Слава, поглаживая себя за плечи.
Он хотел поскорее выйти, однако не сдержал любопытства и поднял голову, увидев прекрасные иконы, расписной потолок. Чувство тихого блаженства наполнило душу Славы. Когда Пеструнов засмотрелся на Иисуса, такая волна счастья накатила на него, что он надолго выпал из реальности.
Крестный тряс Славу за плечо, возвращая из грез.
– Слава, что с тобой? Ты плачешь?
Пеструнов провел пальцем по щекам. Он и вправду плакал. Но не от грусти.
– Все хорошо, – ответил Славка. – У нас все?
– Да, мне пора на работу возвращаться.
Они с Григорием вышли на улицу, где Слава вновь заметил Любу. Она разговаривала с двумя девочками помладше. Крестный оставил его, и Пеструнов незамедлительно приблизился к девчонкам.
– Привет, – с широкой улыбкой поздоровался он, вставая рядом и вальяжно опираясь о ворота.
Но Люба и не собиралась с ним говорить. Она усмехнулась, помахала девочкам и упорхнула. Слава, словно тянутый за веревочку, проследил за ней, не особо таясь, и добрался до внутреннего дворика церкви. Там был обустроен сад, огород. В клумбах распускались первые цветы. С ними и возился отец Борис. Любка устроилась рядом с ним. Пеструнов повздыхал и оставил их – что тут было поделать?
Тем временем, отец Борис пребывал в замешательстве. Бунт нуждающихся во время раздачи пищи напугал его. И к Вячеславу тоже пока не знал, как относиться – как к спасителю или смутьяну? Из равновесия священник был выведен, и ему было важно заняться тем, что успокоило бы его. Вот батюшка и устроился в саду. А потом вдруг заметил подле себя Любу – еще одну возмутительницу его спокойствия. Она взялась обрезать яблоню. Он старался не замечать ее, забыть те страшные слова, что выкрикнул девушке, и ему отчасти удавалось это. Хотя уже и не чувствовал раздражения от Любиного присутствия, да и она перестала быть навязывающейся. Словом, момента для извинений лучше и не найти.
– Простите мне мою грубость. Знаю, я должен был сказать это еще три недели назад…
– Я не злюсь и не обижаюсь на вас, батюшка, – ответила Люба.
– Нельзя было сравнивать вас с демоном, это недопустимо, – отчитывал сам себя отец Борис.