Признать здесь отвлечённое фантазирование, что означало бы возврат в то место, где решения не существует, не позволяет выбранное направление исследования, – сонеты являются описанием жизни.
В сонете 123 мы также видим прямое подтверждение, изложенным в главе, основаниям, именно, для этого направления, хотя таких подтверждений для этих оснований и не требуется.
Шекспир утверждает, что он «не поддастся хроникам», которые ведёт само Время.
Значит, Шекспир считает, что его записи, не просто смогут заменить «хроники», не просто будут им равноценны, но будут лучше и правдивее.
Другими словами, его «вызов» Времени заключается в том, что он сам создаст свою «хронику» событий своей жизни.
И хотя не сказано, в каком виде Шекспир собирается вести эти «хроники», но по факту того, что он делает это заявление в сонетах, можно с большой вероятностью считать, что сонеты и являются этими «хрониками».
Кроме того, второй основополагающий принцип – правдивость Шекспира, не позволяет ему выдумывать то, чего не было, другими словами, фантазировать невесть о чём вперемешку с правдивыми сонетами.
Примечательно, в свете этого, что, именно, в сонете 123 Шекспир «клянётся» «быть правдивым», что также подтверждает основания для применения в анализе этого принципа, хотя он выведен совсем не из этого.
Признать нового персонажа было бы возможно, если бы поэт прямо не указывал в сонете, что этот персонаж нам уже был известен ранее («старьё») и им восхищались, как новым, а теперь оказалось, что он был, всего лишь, «одет в бывшее» Временем.
Но из «прошлых» персонажей только к возлюбленной был обращён один сонет, где, именно, Время «вновь открыло гордости предмет», т. е. возлюбленную для поэта, «сохранив ревниво» её перед этим, как сокровище – это сонет 52. Весьма вероятно, раз других указаний в других сонетах просто нет, что претензия ко Времени в «подсовывании» «старья» в сонете 123 связана с тем же, сначала «сохранённым» Временем, а затем «вновь открытым» им же в сонете 52, персонажем, т.е. с возлюбленной поэта.
Тогда сонетом 52 ещё раз подтверждается, что возлюбленная была одной и той же женщиной в обеих любовных историях.
Но не кажется ли вам, что мы вернулись туда, откуда начали свои рассуждения? Как теперь снова быть с последовательностью Шекспира, вопреки нашей логике, поменявшего отношение к адресату? Как потом опять быть с правдивостью Шекспира, вопреки нашей логике, «правдиво» указывающего на адресата, который им быть не может?