Она поселилась в большом Лиловом особняке в Переулке Ангелов. Из окон фасада открывался вид на пустырь, который разделял изумительные жилища богачей и невзрачные дома Мертвого квартала. В центре пустыря стояла на холме небольшая буро-красного кирпича церковь. Двери ее были наглухо заперты для всех, но никто и не пытался зайти внутрь. Церковь была единственным сооружением религиозного характера во всей округе. От прочих к середине двадцатого века не уцелело и камушка. Такова была незавидная судьба всех построенных здесь церквей – они сгорали, взрывались, а неумолимое время до основания разрушало то, что не могли одолеть огонь и порох. По-настоящему религиозные люди надолго здесь не задерживались, устремляясь туда, где могли спокойно молиться в стенах святилища, не опасаясь того, что в любой момент оно станет для них смертельной западней. Остались только те, кому все равно. А потому еще в начале прошлого века Пурпурный Город приобрел дурную славу отрекшегося от Бога. Тем удивительнее было то, что во второй половине двадцатого столетия кто-то взялся строить эту церквушку, да еще и на самом отшибе. Какое-то время там даже проводили какие-то собрания, но лавочку быстро прикрыли. Впрочем, всем было все равно.
Но шпиль церкви словно в немом укоре все еще возвышался над городом.
Каждый день она, держась за мраморные перила балкона, пристально вглядывалась в это странное и прекрасное сооружение. Ей нравилось наблюдать, как витражи из цветного стекла окрашиваются цветом артериальной крови, когда умиравшие солнечные лучи пронзали их тонкую структуру. Иногда, когда она особенно долго не сводила глаз с этого притягательного зрелища, ее начинало неудержимо тянуть внутрь. Тогда ей казалось, что какой-то неведомый дух, какой-то незримый хранитель церкви смотрит на нее сквозь кровавые лучи, и взор его гипнотизирует и манит. И всегда она поддавалась этому беспокойному ощущению, хотя наперед знала, что не найдет там ни единой души – ни живой, ни мертвой.
Ей было известно, как пробраться внутрь бесшумно и незаметно. В очередной раз она проходила вдоль двух рядов низких скамеек орехового дерева, покрытых толстым слоем пыли. Их разделял узкий проход, ведущий к алтарю с серебряным двухметровым распятием и толстыми красными свечами в маленьких стаканах из черного стекла. Она не знала, кто зажигает и меняет свечи. В часы своего бодрствования она никогда не видела, чтобы кто-нибудь входил или выходил отсюда. Эта загадка казалась лишь малой частью того мрака, что окутывал эти угрюмые стены.